Освободите слона - страница 4

– А… – тянет мама и, оборачиваясь ко мне, шепчет: – У него одни фантазии. Нарисует загогулину, а наплетет с вагон, – говорит она, превращая на глазах сына «слона» в лепешку.

– Что ты сделала! – кричит мальчик. – Зачем ты смяла?!

– Он лег спать, – утешаю я мальчика. – Придешь домой, откроешь коробку и поможешь слону проснуться.

– Слоны сплющиваются, когда спят? – с надеждой спрашивает мальчик.

Полутемная комната. Над огромным столом – оранжевый китайский абажур с шелковыми кистями. За окном бушует ветер. А здесь тепло, от белой кафельной печи струятся волны теплого воздуха. Но что самое интересное – на столе лежат комки коричневого шоколада. Я украдкой облизываю тот, что ближе ко мне. Безвкусный.

– Это пластилин, – объясняет воспитательница. – Сегодня мы будем лепить.

– Лепить? Я не умею лепить.

– А ты посмотри, что другие делают.

Смотрю. Другие отщипывают от больших кусков малюсенькие, возят ладонями по столу, и из-под них выползают тонкие змеи. Я отщипнула от большого кусочка маленький и принялась его раскатывать.

– Получилось!!!

На мой крик прибежала воспитательница и похвалила меня.

– Ну и что, – говорит девочка, сидящая со мной по соседству.

Я ногтем разрезаю змее рот, нажимаю внутри пальцами.

– Язык.

– Это жало, а не язык, – поправляет девочка.

Мне все равно. У меня настоящая змея. Вот так.

И началось: я слепливала все со всем: камень с ватой – получалась голова с волосами или с бородой, как посмотреть; палки с шариками – получались цветы, бутоны; флаконы из-под духов с пластилиновыми кругами – получался человек без рук, без ног.

– Ее кто-нибудь учил? – интересовались гости, разглядывая мои изделия.

– Нет, это она сама, – отвечали гордые родители.

Наверное, в тот момент я светилась, как фосфорные бусы во тьме.

И еще одна история.

В Баку на соседней с нами улице располагался исторический музей. Впервые мы пошли туда с тетей Марой, попросту Маркой. Мне было пять лет, а тете – десять.

В больших просторных залах стояли стенды с фотографиями раскопок в Старом Городе. Холодно, скучно и неинтересно.

– Нечего было увязываться, – цыкнула на меня Марка.

Я обиделась и пошла в другой зал. Там-то и ждало меня чудо.

За стеклом, в нише, сидели два маленьких сапожника (в Баку они назывались «башмачники») и пытались вбить маленькими молоточками микроскопические гвозди в подошвы.

Я стояла, как вкопанная, и ждала, когда же старички-сапожники в каракулевых папахах, с настоящими усами и в настоящей одежде, вобьют, наконец, гвозди в подошвы, но они не шевелились.

– Как это сделано? – спросила я Марку.

– Почем я знаю, – отозвалась она, и эхо повторило: «почем я знаю?»

А вот и наш вечерний бульвар с фонарями у центрального входа. Настоящий бульвар, с фонтанами, фуникулером и светящимися огоньками.

– Это макет, – объяснила Марка, – ничего особенного. Все настоящее, только маленькое.

С тех пор меня не оставляла мысль о макете.

В это время в Баку открылось первое кафе-автомат для матери и ребенка. Мы пошли туда всей семьей.

Прямо при входе на стене были выпуклые стеклянные ниши, в них ярусами стояли тарелки с едой. Опустишь монету в щелку, нажмешь на кнопку, и один ярус опускается вниз. Перед тобой – тарелка с кашей. Меня это потрясло.

Дома я принялась сооружать кафе. Дня три я лепила столы, стулья и посетителей в разных позах. Но как же сделать автоматы? Люди были в размер мизинца, значит, автоматы должны быть величиной с ноготь. Это была скрупулезная работа!