Хорошо, что сила удара пулькой была небольшой, потому что пружины в барабане были достаточно мягкими, иначе бы мы все ходили в пятнах синяков, как леопарды. А глаза друг другу повыщелкивали бы в первые мгновенья боя, как два пальца обоссать. Со временем то ли интерес к подобного рода забавам иссяк, то ли оружие у всех пришло в негодность, но перестрелки из этих револьверов сами собой сошли на нет. До сих пор вспоминаю об этом с особой теплотой и щемящим ностальгирующим сердцем.
Двор у общаги был оборудован баскетбольно-волейбольной площадкой и детскими деревянными постройками – маленькими домиками, горками и верандами с навесами. К сожалению, на площадке никто не занимался спортом, потому что мало было желающих разбиваться об асфальт, которым была покрыта площадка. А домики, и так мало походили на Хохловку, так еще и какие-то безобразники нагло насрали внутри них, навсегда отбив желание играть рядом с ними. Даже война, которая чуть меньше, чем полностью, состоит из говна, сторонилась этих шедевров русского деревянного зодчества позднесоветского исполнения.
После того, как мы всем скопом посмотрели по телеку британский мини-сериал про подвиги лесного разбойника Робина Гуда, наши военные подвиги махом переместились в средневековье. По соседству с общагой квартировал овощной магазин, у черного хода которого штабелями постоянно стояли ящики из-под яблок и помидоров, сколоченные из нешироких и нетолстых деревянных досок. Мы повадились таскать эти ящики, выламывать доски и выстругивать из них мечи. Вооружившись таким образом, наша ватага начала серию побоищ, иным из которых позавидовало бы и Ледовое. Конечно же, мы не имели никакого представления об основах фехтования и в основном бестолково рубили, и тыкали в сторону супротивника, нередко врезая прямиком по пальцам чужой руки.
Между общагой и Транссибом была низинка, которая ближе к железной дороге и вдоль нее была утыкана гаражами, а посередине каждое лето перекапывалась экскаваторами. То ли для прокладки новых труб, то ли для починки вечно аварийных старых. Экскаваторы вырывали огромные котлованы и нагребали высокие песчаные холмы, в величественных декорациях которых и разворачивались наши сражения. Мы гонялись друг за другом, перепрыгивая с холма на холм или скатываясь в ямы, рубились на самой вершине или копошились на самом дне. Я всегда отбивал удары, летящие мне в грудь, взмахом своей деревяшки вверх.
Но как-то Сашка Лысков пырнул в меня, а я вроде бы и парировал выпад, но меч ткнулся мне в район горла и несуществующего еще тогда кадыка. Я прижал подбородком деревянный клинок к груди, а Саня пытался его потихоньку достать, но, так как я его держал, могло показаться, что он как бы застрял во мне. Видели бы его офигевшие глаза в тот момент. Парень реально подумал, что проткнул меня, и я вот-вот свалюсь замертво к ногам пересравшегося победителя. Так как этот удар все-таки причинил мне довольно ощутимый дискомфорт, я быстро научился отбивать вражеские мечи ударом сверху вниз.
Впоследствии Саня, сам того не желая, нанес мне еще одну травму, при игре в хоккей, с кистей метнув шайбу в мое возбужденно раскрытое око с расстояния в полтора метра. Бросок оказался весьма ощутимым, глаз мгновенно залился огромной иссиня-багровой гематомой, а ресницы так сильно завернулись внутрь, что я их еще долго вытаскивал обратно. Мне-то еще повезло, а в соседнем дворе одному парню шайба угодила в передние зубы, пусть и не выбив ни одного, но они еще долго, до появления современных методов протезирования, были какие-то черные, вечно гнилые и неопрятные. Дальше в хоккей мы играли уже не шайбой, а небольшим резиновым мячом, которым хоть и прижигало, но синяков практически не оставляло и уж тем более не выбивало зубы.
