– Брат прислал с Салыма. Пробовал такую? Думал, как закончим… да ты попробуй!
Булат был глуховат и часто кричал. Да так, что хотелось закрыть уши руками, когда он открывал рот.
Вскоре стол почти опустел на три четверти, а моя смущенная харя была обставлена едой со всех сторон.
После трех стопарей меня размазало по шконке. Было хорошо. Вкратце мне поведали, куда подевалась моя родная бригада.
Оказалось, по тревоге дернули и тобольский участок. Сам узел был пограничным, но все же нашим. Тем не менее на всякий случай сгребли всех.
Хоть расстояние было примерно одинаковым с обоих концов, тоболяки приехали чуть раньше. Наши, увидев, что вагон уже занят, отказались даже запитываться электричеством от оккупированной неприятелем точки, не то что делить вагон пополам. И уехали куда подальше, ночевать в «Урале».
Участки входили в одну и ту же тобольскую службу, но непримиримо враждовали. Корень вражды был финансово обоснованным. Служба, в которой я работал, была создана всего три года назад. При ее создании всем мужикам из соседнего Тобольска предложили перейти на новый участок. Мотивацией для работяг служила северная надбавка, увеличивающая зарплату почти вдвое. Граница северных зон проходила как раз по Увату. Мотивация для далекого руководства – перетащить хотя бы часть опытных работников для обучения молодняка. Тем не менее ни один работник не согласился. Номинально и те и другие работали вахтами по пятнадцать дней, но тобольчане после смены шли домой, а уватские жили в вахтовом городке посреди богом забытой деревни. Сами вахты, кстати, друг друга тоже терпеть не могли и постоянно грызлись. Но не так фанатично, как подразделения в целом.
Итак, тобольчане, поголовно предпенсионные и со стажем от двадцати лет, презирали молодежь, которая едва пришла, жизни не видела, а уже зарабатывает в два раза больше их. Наши в долгу не оставались и потешались над тобольскими тунеядцами, которые работают на почти прожиточный минимум, а на любых совместных работах в основном нажираются в дрова, держатся за спину и бухтят о несправедливости этого мира.
Несмотря на то, что среди работников этих бригад было даже несколько родственников, их ненависть была непримиримой, и пару раз доходило до рукоприкладства.
Именно поэтому наши ребята отказались даже ночевать с ними на одном куске леса. Старое, ультимативно межующее друзей и врагов выражение – с тобой в одном поле срать не сяду – здесь имело самый что ни на есть буквальный смысл.
Я же был перебежчиком. Стажировку линейным трубопроводчиком первые три месяца я провел в Тобольске, а инженером меня отправили в Уват.
Беседа тем временем неторопливо текла вокруг охоты, лосятины, патронов и соболей.
– Ну, расскажи про Юльку-то. Хоть порадуемся за молодого, – внезапно вбросил Гена.
– Что за Юлька? – Булат встрепенулся.
– А геодезку не помнишь? К нам тоже приезжала, месяца три как.
– Уууу, помню. Блондинка которая, вся вот такая? – Булат очертил на себе контуры самой притягательной женщины, которую могла изобразить его жестикуляция.
– Она, она.
– Хрена! – Булат ударил кулаком по столу. – А что, есть что рассказать?
Обоим было под шестьдесят. Седые усы и школьное нетерпение.
– Ну, мне рассказывать нечего, – я был категоричен и немного смущен.
– Да ладно, все же свои, – Гена добродушно настаивал.
– Да нечего мне рассказывать.
– Сашка же мой видел вас.
