Иногда я заезжал к нему в гости – послушать старые байки, выпить чаю, да и просто скрасить ему вечер: как бы он ни любил природу, поговорить с человеком ему было в радость. А со своим напарником по смене они общались уже с трудом – семь лет вместе, полжизни в одной комнате.
В общем, не особо задумываясь над поводом, я был рад возможности к нему заскочить. Картина внутри домика меня удивила – мужики валялись по кроватям, упитые в дрова. Увидев меня, они встрепенулись, но подвоха еще не заподозрили. Я позвонил Семенычу. Оказалось, лошадиные дозы водки не помешали им попытаться дисциплинированно исполнить свою главную задачу – передать диспетчеру давление. Диспетчер управления долго пытался распознать слова, но так и не справился. Заподозрив вопиющее нарушение инструкций, он сообщил об этом главному диспетчеру. Тот – директору по охране труда. Тот – начальнику управления. Он – начальнику тобольской службы. Начальник позвонил Семенычу, а тот уже мне. Итак, через два часа эта подтвердившаяся новость, пройдя руководителей, должна была закончиться их увольнением.
Семеныч кратко озаглавил ситуацию как позор и сказал, что сейчас отправит ко мне Габура с двумя заявлениями на увольнение. Я робко пытался что-то возразить, но мне рявкнули, что это указание с самого верха и «не хуй тут обсуждать, подписанные заявления сегодня привези».
Я зашел обратно в домик и сел на кровать. Лица на мне не было. Мужики тем временем трезвели на глазах.
– Что, с концами? – улыбнулся Фаиз.
– Ага.
– Давай за внучку, давай за внучку, – ухмыльнулся Фаиз. – А ты ревел, что только через десять дней ее увидишь. Вишь, как сложилось? Раньше свидитесь.
– Внучка родилась? – спросил я у его напарника, Вовы, обреченно держащегося за голову на кровати. Вова был армейской выправки, абсолютно лысым, бывшим надзирателем Тобольской тюрьмы. К пятидесяти тюремная грязь ему опротивела, и он надеялся тихо дожить до пенсии, собирая ягоды.
– Да. Красивая такая, говорят, – мечтательно ответил он и лег обратно на кровать, проверяя пульс.
– Видимо, в дочь. Дочку твою я видел в Тобольске в первую неделю. Она у тебя правда красивая, – я попытался сказать что-то приятное.
– С дочкой, как видишь, ты опоздал. – Они засмеялись.
– Ладно. Давайте хоть чаю, что ли. – Фаиз прошел в кухоньку и зажег газ. – Поедем в контору или сюда привезут?
– Погодите-ка.
Я подошел к телефону на столе и набрал начальника тобольской службы, прыгнув через голову своего прямого руководителя, Семеныча. Разговор получился неприлично коротким, высказаться мне не дали: «Слитов сказал, сказали – делай».
Слитов был начальником управления, и одна только его фамилия вызывала у всей службы дрожь в поджилках. Управление было огромным, от Сургута до Тобольска, на шестьсот голов. В общем, Слитов был личностью масштабной. И естественно, за свою недолгую службу сам я его ни разу не видел и не слышал. Но его имя, как особо внушающее ужас, было всегда на слуху.
– Да перестань, – Фаиз потрепал меня по плечу. – Пойдем, по чайку.
– Можно и за внучку еще разок, – усмехнулся Вова.
– Не, подождите. Гулять так гулять! – Я набрал номер Слитова.
Едва я сказал «Олег Александрович» в трубку, Фаиз схватился за голову так, будто я набрал Папу Римского.
Разговор кардинально отличался от переговоров с двумя предыдущими руководителями. Он сказал «слушаю» и потом действительно слушал. Я говорил долго, сбивчиво. Подготовленной речи у меня не было, и, наверное, если бы я начал ее готовить, то и на сам разговор бы уже не решился. Вкратце: я попросил принять во внимание, что их суммарный стаж двадцать четыре года, что за это время у них не было нарушений, что один проступок в данном случае можно и простить, учитывая выслугу лет и отсутствие нарушений за все эти годы.
