Первый год после пожара то тут, то там вспыхивали беспорядки на почве классового неравенства. Кто-то захотел срочного возрождения Лондона из пепла. Кто-то просто не знал, куда себя деть, вот и выходил на митинги. А кто-то на этом неплохо наживался, получая дивиденды, гуманитарную помощь, чтобы заткнуть рты недовольным.
Никто Старый Лондон не запирал, не огораживал. Наоборот, потерпевшим усиленно помогали с жильем и трудоустройством. Но эти принципиальные люди настолько привязались к укладу вещей, что сдвинуть их с места могла только новая катастрофа. Скорее всего, потоп. Смыло бы волной в сторону Нового Лондона, может и осели бы где-нибудь под мостом.
Патриотами называют тех, кто остался верен Старому Лондону. Разумеется, это неофициальное название. Пожилых с каждым годом становится все меньше. Зато неполиткорректной молодежи, маргиналов и беспризорников хватает. У них выстроилась своя иерархия. Разумеется, под каблуком мэра Хилла.
Когда гуманитарной помощи не хватало, Хилл через сеть хитроумных каналов связывался с правительством Нового Лондона. Получив отказ, собирал свору стойких молодцев и отправлял громить кварталы Нового Лондона. Всюду, где прошлись патриоты на дверях, стенах, даже помойных ведрах алой краской оставался знак – две перекрещенных молнии пронзают «плачущую» розу. По их мнению, это символ того, как высшие силы (или власть) топчет ростки благоразумия и красоты Старого Лондона. Правда ни красоты, ни благоразумия в поступках самих патриотов не наблюдалось.
За последние лет семь стычки практически сошли на нет. Всех все устраивает. Хилл особо не зарывается, бюджет Нового Лондона не утекает сквозь дыру. Да и некогда молодые и голодные мальчишки уже выросли. Стали дяденьками, которым размахивать дубинками и устаревшим оружием в тягость.
Но послание есть, метка патриотов – вот она на столе подполковника. Значит, еще теплится недовольство в Старом Лондоне.
– Хорошо, – нарушил тишину Фрост. – Задания те же, держите ухо востро и следите за языками. Вопросы?
– Сэр, – обратилась Рита. – Как насчет беседы с потерпевшей?
– Рита, ты не что не слышала? – с несвойственной резкостью сказал Дуглас. – Миссис Коллинз на ярд к своему порогу не пускает.
– Это потому что вы нахрапом берете, – парировала она. – Миссис Коллинз, какой бы нрав ни имела, в первую очередь, женщина. И вести себя с ней нужно соответствующе.
– Предложения? – спросил Фрост.
– Я схожу к ней. Поговорю как женщина с женщиной. У нас есть общая тема для разговора.
Подполковник мигом сообразил, что говорит она не о вчерашнем инциденте.
– Добро, – сказал он. – Возьмешь с собой Флоулеса.
– Нет! – почти взвизгнула Рита, чем вызвала удивленные взгляды. – В смысле, мне не нужна поддержка. Разговаривать по душам легче, когда нет посторонних ушей.
– Одну тебя не пущу, – с отцовской заботой сказал Фрост.
– Тогда пошлите со мной Хоупа. Он хотя бы не теряется в разговорах с дамами.
Колкий взгляд Риты наткнулся на стену непонимания Дугласа. В серо-голубых глазах вроде вспыхнул огонек или показалось.
Каллен же расплылся в улыбке и ответил:
– Что правда, то правда. Не существует такой женщины, к которой я не смог бы подобрать ключик.
На это он показушно-лениво потянулся, косясь на Клэр. Ты лишь закатила глаза и буркнула что-то вроде «ну-ну».
– Идет, – одобрил Фрост. – Не тяните с докладом.
***
Губернаторский квартал бликует чистейшими окнами. Солнечные лучи превратили это место в картинку. Сочная зелень на аккуратно стриженых газонах, идеальной шарообразной формы кусты. Ухоженные ивы, молодые березы, ясень и ольха. Тротуары вымыты, что лишняя соринка не прилипнет к подошве обуви. Кованые решетчатые ворота, оградки палисадников контрастируют на фоне домов и дворовых построек, оштукатуренных будто вчера. При такой ясной погоде домики выглядят как игрушечные, а небо – как наклеенное. Ну чем не открытка?
