– Я ещё слишком молода, чтобы всю жизнь лицезреть кого-то одного рядом с собой! – и в этом Поля была вся.
– Ладно, – сказала я Алексееву. – Давайте с этой мыслью я пересплю.
Он посмотрел на меня подозрительно и пристально. Сурово даже, будто я пришла в его дом с неприличным предложением. Видимо, слово «пересплю» нашло в его душе гневное порицание. Моралист выискался.
– Что? – сдвинула я брови. – На мысль, тем более хорошую или здравую, вы не тянете, а с вами лично я спать не собираюсь. Покажите свободную кровать или диван в этом доме. Дайте одеяло и подушку.
Когда надо, я тоже командовать умею!
– Подъём в шесть часов, – заявил он зловеще. – Поднимаемся, завтракаем и едем вас увольнять.
Всё понятно. Я могу переспать с кем и с чем угодно, а господин Алексеев всё уже решил. Кардинально.
14. Глава 14
Я думала: рухну и сразу же усну. Действительность оказалась суровой тёткой: никак не могла улечься на новом месте. Диван мягкий, постель новая, подушка удобная, а я кручусь с бока на бок, злюсь. Меня от усталости шатает, а я никак не уговорю сон прийти и убаюкать.
Это потому что Машки нет рядом. Я привыкла, что она неподалёку. Я всегда засыпала под её тихое сопение. Иногда она ко мне в кровать забиралась – я разрешала. А тут… два дня как на иголках и вот третий – непонятный и со слишком новыми условиями, на которые я всё ещё не могу согласиться даже внутренне.
Я ведь не няня, не прислуга. У меня высшее образование, работа. Пусть не всегда всё гладко, пусть начальник противный, но я делала то, что мне нравится.
Конечно: если на весы положить родную племянницу и работу, понятно, что я выберу. Но что будет потом? Я ломала голову, понимая, что мысли, сомнения и страхи бесполезны, но избавиться от всего этого не могла.
Когда я наконец провалилась в сон, над ухом прогремел будильник. Я даже не знаю, сколько я спала – час или два?
– Я вас предупреждал, – стоял над душой Алексеев с будильником в руках. У него он допотопный, со стрелками, с противной пимпочкой вверху, что дребезжит, как пустая кастрюля.
– Выйдите, мне нужно одеться, – пытаюсь я держать лицо и отвечать с достоинством. Получается хрипло и недовольно. Я скриплю со сна. У меня глаза не открываются.
– Алиса! Мы едем кататься! – скачет на одной ножке Масяня.
Они, видимо, встали ещё раньше. Машка полностью одета. Одежда на ней новая. Я чувствую болезненный укол в груди. Так не должно быть!
Это и ревность, и отчаяние. Ребёнку всё нравится, а я чувствую себя нищей побирушкой. И это притом, что у малышки всё есть: и красивые платья, и разные игрушки. Но нет же, Ирка вырядила Машку как пугало. Пальто зачем-то старое надела – видела я его в коридоре на вешалке. Видимо, хотела, чтобы Алексеев думал, что ребёнок нищий и страдает. А я ведь всё самое лучшее… себе не куплю, а Машке – обязательно.
– Ну Алиса же! – стягивает Маська с меня одеяло, а я там почти голая. Мы нешуточно боремся. Машка заливисто смеётся, ей весело, для неё это игра, а господин Алексеев стоит, как злобный гоблин, никуда не уходит, пялится на нашу возню. Губы плотно сжаты – вот уж кто не в духе и смеяться явно не собирается.
– Выйдите же! – рявкнула я, всё же натянув одеяло до подбородка.
– У вас пять минут! – произнёс зловеще и, что-то буркнув под нос, выскочил вон, словно ему под хвостом наскпипидарили.
Дальше дело пошло лучше, хоть в пять минут я и не вложилась. Простите, господин Алексеев, – вела я внутренний язвительный монолог, – я вам не солдат, и штаны через голову натягивать не умею. К тому же, привыкла по утрам в душ ходить и волосы феном сушить, подкрашиваться и улыбаться себе в зеркале.
