– Матрёшка – потому что впервые я увидел её в пальто и платке. А ещё щёки у неё красные были.
Я моргнула. Он ответил на вопрос, о котором я забыла, утонув в собственных переживаниях.
– Послушайте, Алиса, – поморщился Алексеев, словно ему не нравилось всё то, что он сейчас мне втолковывает, – не лепите из меня чудовище. Не надо. Я не такой. Я понимаю, что ситуация не ахти, но не я её создал. И уж раз мы попали в новую реальность, давайте как-то находить компромиссы и не делать друг другу нервы, как говорит один мой хороший друг. Давайте рассуждать логически: у вас работа вашей мечты?
– Нет, – ответила машинально, потому что думала и переживала совершенно о другом.
– Ну, вот и отлично. Что мешает вам её бросить? Так ли вы всем этим дорожите? Настолько, что готовы играть в упрямицу?
– Я не играю! – огрызнулась, как смогла. – Но это моя жизнь, моя работа. Мой мир, который вы сейчас хотите прогнуть под себя и частично уничтожить. У меня мама и сестра, между прочим!
– Ну, сестру я вашу видел. Судя по всему, у неё кочерыжка вместо сердца. К тому же, засохшая и закаменелая. Где была ваша мама, когда вы оставили ребёнка на эту фурию?
– Мама в санатории, – выдала я тускло. Как же я, оказывается, устала. А ещё приходится сидеть и оправдываться перед мужчиной, которого я вижу первый раз в жизни. Нашёлся тут мировой судья.
– У вас есть отличный шанс поправить её здоровье. Обследовать у лучших врачей. Заработать хорошую сумму в конце концов. При этом не надо будет делать ничего противоестественного или немыслимого. Всего-то заниматься девочкой, которая, по вашим словам, вам не безразлична. Или это не так?
Подкуп. Наглый и беспринципный. Шантаж. Манипуляция.
– Я устала, – сказала то, что на уме. Перехотелось с ним спорить, потому что вряд ли я способна сейчас что-то донести до твердорогого самца, что на двести процентов уверен в своей непоколебимой правоте.
– Вот и хорошо. Отправляйтесь спать. Утро вечера мудренее.
– Утром мне надо быть на работе.
– Без проблем. Сядем в машину, съездим в ваш город, напишете заявление на расчёт. Заодно сообщите родным, что у вас наметился карьерный рост в столице.
Всё у него просто. Ни тени сомнения. А я не знаю, что делать. Точнее, знаю: Машку я ему оставить не могу, а поэтому, как бы ни пыжилась, подчинюсь этому диктатору, хоть всё внутри сопротивляется.
Я бы всеми лапами упиралась, но умом понимаю: мне его не переломить. У него есть деньги, а значит – миллион возможностей меня сломать, отобрать ребёнка с концами. Я ведь знаю, что это он… тот самый, от которого Полина захотела родить.
У нас с ней на тему отцовства был всего один короткий разговор.
– Он просто такой… ух! От него детей рожать – удовольствие! Хороший.
Для Поли это был очень веские аргументы: ух и хороший. В двадцать лет только такие и действуют. Она, наверное, влюбилась в Алексеева без памяти, хоть ни разу об этом не говорила. И то, что не искала, не пыталась встретиться, я тоже знала.
– Зачем? – удивлялась она, когда Ирка пыталась на неё прыгать. – Он же как ветер: есть и нет. Он как мечта: сказочная и несбыточная.
Поля у нас сама была, будто одуванчик – лёгкая, воздушная, вечно куда-то летящая. И ко всем событиям в своей жизни она относилась философски: не страдала, не зацикливалась, а шла вперёд.
После рождения Маши она пару раз увлекалась другими мужчинами. А может, и больше. Но эти из «пары раз» были вполне серьёзными кандидатами на пост её мужа. Ни за одного из них она замуж так и не вышла. Не они её бросали – она их.
