Прикрываю глаза и думаю о том, чего это, должно быть, папе стоило.
- Будет правильно, если ты хотя бы извинишься перед ней, - его голос доносится уже из коридора.
Натягиваю одеяло на голову и молюсь о том, чтобы поскорее заснуть. Хватит на сегодня всего этого.
Всю следующую неделю мне дико стыдно: и перед Евой, и перед отцом, и перед собой. Я была такой идиоткой, что верила Коробкову. И такой безбашенной, что встретилась со Старским и отдала ему девственность.
Из дома я почти не кажу носа. Как и обещала отцу, занимаюсь, подтягиваю хвосты.
А что касается подруги, мне просто не хватает духа взять сотовый и набрать ее номер. Я столько гадостей ей наговорила, когда подумала, что Ева увела у меня мажора всея универа.
Да и Старского я все еще боюсь. Его пропуск лежит в ящике моего стола словно бомба с тикающим механизмом. Вот поэтому я еще не звоню Еве.
Но время идет, а грозный миллиардер так и не показывается у моих дверей.
Я была девочкой на одну ночь. Это очевидно. И напридумывала себе лишнего.
И это самое страшное, потому что Старский мне в душу запал. Я понимаю, что он был настолько ярким и безумным впечатлением, именно тем, что мне нужно, и теперь ни один мужчина точно его не переплюнет. По крайней мере в ближайшее время.
Я врала себе еще тогда, в его постели, что не влюблюсь.
Пишу конспект, а мысли бегают. Все время представляю себе Старского и думаю о нем. Плохо без него. Я как будто заболела.
Сильнее нажимаю на грифель и карандаш ломается.
Отбрасываю его в сторону.
Ч-черт!
Подтягиваю к себе колени и сворачиваюсь на стуле как большая и грустная кошка. Кто бы знал, что любовь может поджидать за ближайшим поворотом? И что это так… обжигающе? Что я втрескаюсь в человека, которому будет на меня совершенно плевать, который взял и просто позабавился?
Как мне сейчас не хватает матери или кого-нибудь, кто мог бы просто пожалеть меня.
Вытираю нос рукавом.
Хотя, кому я вру? Даже маме и папе я не смогла бы рассказать о нем.
Позади открывается дверь и я вздрагиваю: папа. Как будто чувствовал.
- Сегодня я увижусь с Евой. Кристин, я скажу, что ты готова попросить у нее прощения.
Сильнее упираюсь лбом в острые колени и прижимаю ноги к себе.
Ева. Да, точно, Ева. Моя лучшая подруга, которую я обозвала шлюхой за то, что Коробков силой увез ее в клуб и рассказал всем, что она раздвинула перед ним ноги.
Ближайший мне человек. Интересно, захочет ли Ева после такого разговаривать со мной?
Я жутко волнуюсь, когда назначаю ей встречу. И, к счастью, подруга отвечает “Да”.
Лечу туда как бешеная.
Но вот когда мы наконец встречаемся, слова застревают во рту. Я не могу рассказать ей про Старского.
Просто тяну коктейль и жую картонную трубочку, глядя на самого близкого оставшегося у меня человека. Как бы я хотела поделиться тем, что у меня сейчас на душе. Но не выходит. Это тайна, которую точно лучше не разглашать. Как в целях сохранности моей репутации, так и в целях безопасности.
Решение приходит само по себе. Раз я не могу выкинуть его из мыслей, значит, мне нужно себя отвлечь. Молниеносно в голове созревает идея и я выпаливаю подруге:
- Мы едем в Сочи!
И тут же нервно помешиваю в стакане трубочкой. Понятия не имею, что скажет на это мой отец.
Папа, как ни странно, не задает привычных мне уже вопросов: А почему? А когда? С кем?
Он будто увлечен чем-то своим, чего я не понимаю. Диссертацией Ольги, наверное.
