- Геннадий Пав… - начинаю я.
Лучшая защита - нападение. Хоть на Даниила мне сейчас смотреть и неприятно, должна же я сделать хоть что-то. Слезы обиды подступают к горлу, не дают спокойно дышать. Он ведь издевается потому что я не такая как другие. Потому что не прогнулась, не продалась. Они оба издеваются.
- Елисеева, помолчите. Меня вызвали прямиком с ученого совета, - декан растирает усталые глаза. - Вот скажите мне, почему ваш конфликт с преподавателем зашел так далеко, что вы проникли в помещение кафедры, разбили монитор и разорвали ведомость?
Я теряю дар речи ловлю воздух ртом. Что он только что сказал?
- Я…
- Погодите, ведь это Коробков… Я не могла… Я… Была с Коробковым…
- А Коробков свидетель, - говорит Добровольский, отводя глаза. - Он и доложил о том как вы входили в преподавательскую.
Ловлю на себе прямой взгляд Даниила и отчетливо читаю в нем: “Тебе конец, стерва”.
- Он просто ненавидит меня! - наконец-то решаюсь.
Декан вздыхает.
- Преподаватель отчитывался о ваших проблемах с успеваемостью.
Потому что хотел денег!
Я ощущаю себя совершенно обессиленной. Перевожу взгляд с одного мужчины на другого и всплескиваю руками.
Что подумает мама? Что скажут сестры? Что я просто так сдалась? Но что я могу сделать...
Дверь за моей спиной распахивается. У меня даже нет сил обернуться - все еще потряхивает от пережитого стресса. Уставилась в лицо мажора, в глазах которого читается торжество: уел.
Да будь ты проклят, тварь!
И тут я ощущаю слишком знакомый, будоражащий древесный аромат. Чуть-чуть приподнимаю голову.
Сердце пропускает удар, когда я чувствую как мне на плечи ложатся теплые большие ладони.
- Григорий Викторович? - поднимает голову декан и только тут я понимаю, что все это мне не снится.
Вздрагиваю, стряхивая с себя оцепенение. Тавицкий? Здесь? Что он тут забыл?!
- Вы же должны быть на ученом совете, - декан как будто вторит моим мыслям.
- Ситуация с Коробковым гораздо важнее, как мне кажется. Я выходил… кхм… в туалет и услышал странные звуки. Как кто-то громил помещение кафедры.
Я не решаюсь обернуться, потому что ладони Тавицкого все еще лежат на моих плечах. Странно, но я просто боюсь спугнуть это волшебное ощущение. Мне кажется, что он меня защищает. Что все это не случайность.
Нет, так, кстати, и есть. Лица препода и мажора одновременно вытягиваются - теперь нетрудно понять, что они сговорились, но не ожидали того, что дать им отпор явится сам главный гинеколог Москвы.
- И как вы думаете, кого я увидел? - продолжает Григорий Викторович, все еще держа ладони на моих плечах. - Коробкова Даниила.
Я чуть поворачиваю голову назад. Но как ты понял, что я тут и так отчаянно нуждаюсь в помощи?
Хотела бы это сказать, но ситуация неподходящая.
Декан снова растирает глаза.
- Григорий Викторович, я что-то не понимаю. Зачем это Коробкову?
Я прямо чувствую слова, что декан не договорил: Коробков сын чиновника из Минздрава. Щелкни он тут пальцами и все вытянутся по струнке.
- А это телефон моей дочери, - приятная теплота на моих плечах исчезает. - Вы ведь знаете, что Кристина тоже студентка, да?
Тавицкий подходит к столу декана и кладет перед ним аппарат.
- И отчеты о подвигах Даниила Владимировича.
Декан поднимает брови так, что на его лбу образовывается разом несколько складок.
- Подождите, что?
- Молодые невинные девушки. У них там олимпиада. Только не такая, которой могло бы гордиться научное сообщество.
