Я отчаянно мотаю головой, пытаясь избавиться от слез, подступившим к глазам. Он не понимает. Конечно же, он ничего не понимает. Даже я сама не могу себя понять. Просто я думала… Надеялась… Оказывается, всю дорогу я так сильно надеялась на чудо.
— Сона. — За моей спиной раздаются тяжелые шаги.
Напрягшись всем телом, я кусаю щеку изнутри в попытке не заплакать. Бесполезно. Слезы уже катятся.
— Извините меня…
Не желая позволять отцу Лены стать свидетелем моей слабости, я разворачиваюсь, чтобы сбежать, и с размаху врезаюсь в каменное тело.
— Пустите, пожалуйста… — шепчу, когда мне на плечи опускаются его ладони.
— Это что за истерика? На меня посмотри-ка.
Задыхаясь от накатывающих эмоций, я лихорадочно мотаю головой. Нет, не буду я на него смотреть. Пусть я не гордая и самодостаточная, но и раздавленной себя не могу позволить увидеть.
— Так лучше будет, — чеканит над моей головой низкий голос, подернутый льдом. — Если ты будешь жить отдельно. Поняла? Всем будет лучше.
Как одержимая, я вдыхаю аромат дорогой туалетной воды и тщетно пытаюсь осмыслить эти слова. Всем будет лучше. Кому это всем? Потому что я каждый день с ума схожу, думая о том, что больше никогда его не увижу. Потому что стоять вот так, когда он почти меня обнимает — самое лучшее, что существует в этом мире.
— Я уже нашла комнату, — шепотом говорю я, не поднимая головы. — Спасибо вам за все, но не нужно.
— Лучше жить в съемном бараке, чем здесь? Ты вроде умной девочкой казалась. Где логика?
— Не хочу вас стеснять. — И до того, как успеваю себя остановить, тихо добавляю: — И жить в квартире, где вы видитесь с женщинами, тоже не хочу.
Я не имею возможности раскаяться в сказанном, потому что уже в следующую секунду крепкая хватка на подбородке заставляет посмотреть меня вверх. Мое мокрое от слез лицо оказывается прямо под ледяным взглядом Ленкиного отца.
— Не по возрасту много думаешь за других, — гневно цедит он. — Эта квартира уже пару лет как пустует.
Странно, что в этот момент, когда разговаривает со мной так, как раньше не позволял, меня бросает в жар. Совсем как в тот день, когда я приняла наркотики. Во рту сухо, и нет ни одной связной мысли.
— Я все вижу, Сона, — вдруг продолжает он, меняя гневный тон на поверженный и усталый. — Не первый день живу на свете. Ни к чему хорошему это не приведет, малыш. Даже если у нас секс будет. Продолжения не получится. Ты с моей дочерью дружишь, парни в университете за тобой толпами ходят. Тебе с ними встречаться нужно. А это все со временем пройдет.
Я смотрю на него во все глаза: на залегшую на лбу складку, на длинные выгоревшие ресницы, на ярко-зеленую радужку, и не могу поверить… Он все знает… Как я ни пытаюсь скрыть, он видит меня насквозь.
— А если не пройдет? — выговариваю я онемевшими губами. — Если это навсегда?
Ленкин отец мотает головой.
— Тебе еще восемнадцать только. Не знаешь, о чем говоришь...
— У меня есть просьба… — перебиваю его я. По венам струится адреналин, а сердце молотит, как гоночный мотор. Раз уж он все знает, какая теперь разница? Тем более, что он так близко стоит.
— Говори.
— Пообещайте, что выполните… — звонко требую я.
— Не даю обещаний вслепую.
— Поцелуйте меня один раз… Как тогда, во время вечеринки. Я была не в себе, но все помню. Не только я вас целовала.
Ленкин отец смотрит на меня долгие несколько секунд и, когда я с отчаянием думаю, что проиграла, медленно наклоняется и касается губами моих. Не раскрывая.
