– Bière, s’il vous plaît[11].
– Boutelle ou pressing?[12] – гортанной скороговоркой, к тому же гнусавя, спросил официант. Говорил он вроде по-французски, но не как в Париже, даже не как на побережье.
Взяв бутылку «Кроненбурга», Саймон сел у окна. Половину проезжающего мимо транспорта составляли проносящиеся с ревом, окутанные дымом огромные грузовики с фруктами и овощами, в таком изобилии произрастающими в Провансе. Саймон слушал раздающиеся вокруг голоса, удивляясь, сумеет ли он со своим французским выплыть в этом словесном водовороте. До него дошло, что впервые за много лет никто точно не знал, где он находится. Да и сам он не знал, где будет ночевать. Было приятно осознавать себя еще одним безвестным чужестранцем.
В кафе зашел мальчишка-газетчик, и Саймон купил номер «Провансаль». Главная новость на первой странице – состязания в игре в шары, дальше шли вести из окрестных деревень – гулянье в Лурмарене, дегустация вин в Рони, еще игра в шары. Несмотря на современный формат и броские заголовки, после английских газет она казалась старомодной и довольно скучной.
Саймон допил пиво. Куда, сказал Мюра, ехать? В Апт? Под взглядами картежников он покинул прохладу кафе и вернулся к «порше». Его с любопытством разглядывали трое мальчуганов, один из них опасливо, будто боясь, что укусит, водил пальцем по тугому колесу. Увидев Саймона, мальчишки отошли в сторону, наблюдая, как он открывает дверцу.
– Ça gase, monsieur?[13] – просунул голову в машину самый храбрый.
– Oui. – Саймон показал на спидометр. – Deux cent quarante. Même plus[14].
Мальчуган затряс рукой, как будто обжег пальцы:
– Ça boum, alors![15]
Они дружно помахали ему вслед. Три загорелые, улыбающиеся во весь рот обезьянки. Он влился в поток машин и, проехав под железнодорожным мостом, направился в Апт. Справа, за стеной рекламных щитов, украшавших выезд из большинства французских провинциальных городов, стаей вырисовывались серо-зеленые очертания отрогов Люберона. Саймон выключил кондиционер и опустил верх. Было уже половина пятого. Солнце пригревало плечи, легкий ветерок развевал волосы. Он перекусит где-нибудь на тихой террасе. Жизнь становилась приятнее.
Чтобы избавиться от местных претендентов на Гран-при, задавшихся целью во что бы то ни стало обогнать «порше», он свернул с Н100 на узкую, извивающуюся среди холмов проселочную дорогу. Высоко над ним виднелись выбеленные солнцем каменные стены и старые черепичные крыши деревушки. Он прибавил скорость. Вдруг там окажется маленький ресторанчик с толстым поваром и террасой с видом на горы.
За крутым поворотом ему пришлось резко нажать на тормоза, чтобы не врезаться в двигавшийся по самой середине трактор. Тракторист с красной, как кирпич, физиономией, невозмутимо глядя из-под кепки, указал большим пальцем через плечо на большой прицеп, доверху наполненный спелыми виноградными кистями, и пожал плечами. Он совсем не собирался уступать дорогу.
Саймон съехал на обочину и услышал, как под машиной раздался скрежет – звук, которого боится каждый владелец «порше». Звук, требующий больших затрат. Вот дерьмо! Тракторист, махнув рукой выбирающемуся из машины Саймону, двинулся дальше.
Саймон поглядел на остатки выхлопной трубы – напоролся на скрытый в траве камень. Он осторожно, на первой передаче, гремя выхлопной трубой, пополз в гору.
Деревня Брассьер-ле-Дёз-Эглиз (население зимой 702 человека, летом приблизительно 2000) приютилась на самом гребне южного отрога Мон-Ванто. В ней две церкви, кафе, мясная и бакалейная лавки, булочная, открытая на два часа по вторникам мэрия, автомастерская фирмы «Ситроен». И еще величественная панорама расположенных к югу возвышенностей Люберона. Кроме планов строительства общественной уборной (обсуждающихся уже четыре года), для туристов никаких удобств. У постоянных летних обитателей в деревне свои хорошие дома, но десять месяцев в году они стоят с закрытыми ставнями.
