Отложенное детство - страница 8
Я была рада любому местечку, лишь бы поскорее уехать отсюда, и совсем не понимала, почему женщины плакали, и даже у бабушки Дуни на глазах были слёзы.
Дорога на Орёл
Было ещё светло, когда машины не спеша выехали на дорогу. Провожающих было немного. Я стояла между ящиками, держась за верёвки, которыми они были связаны, и смотрела, как от нас удаляется школа.
– Да сядешь ты наконец! – сердито одёрнула меня тётя Капа. – Сколько можно стоять!
– Я тебе говорила, Капа, – сказала ей бабушка Дуня, – Алю между ящиками не удержишь – она обязательно должна всё видеть.
И бабушка перевела меня ближе к заднему борту на большой серый мешок, рядом с собой. Мне выделили подушку с жёсткой зелёной наволочкой, и это стало моим законным местом. Теперь я сколько угодно могла смотреть на убегающую дорогу, дома, деревья.
Павлик пробрался ко мне, пообниматься, но сразу же уполз к маме – тут ему было страшно. Вскоре бабушка выделила нам по столовскому пирожку с повидлом и налила по кружке тёплого чая из большой бутылки, обёрнутой в тёплую бабушкину кофту. Сделав несколько глотков чая и съев пирожок, я сразу согрелась, и глаза сами собой стали закрываться.
Сумерки наступили очень быстро. Машины включили фары и ехали поодаль друг от друга. Меня укрыли чем-то тёплым, и я уснула. Проснулась сразу, как только машина остановилась.
Ночь. Холодно. Все спят, только мы с бабушкой не спим.
Встав на колесо, в кузов заглянул наш шофёр Фёдор Степанович и сказал:
– Остановил военный патруль. Проверяют документы. Не беспокойтесь, всё в порядке. Скоро поедем.
Небо с одной стороны посветлело.
Но было как-то тревожно. Я прислушалась. У соседней машины слышны голоса, и среди них – голос дедушки.
Голоса приближались. Вдруг над бортом нашего грузовика показалась голова в зелёной фуражке.
– Кто это тут таращится? – строго спросила усатая голова, посмотрев на меня.
– Я не таращусь, – отозвалась я.
Сделав страшное лицо и выпучив глаза, голова сказала:
– А что, я таращусь, что ли?
Это было так смешно, что я не выдержала и прыснула со смеху.
Засмеялась и голова. Потом, отдав мне честь, исчезла.
Сразу стало веселее, и хмурое холодное утро уже не казалось таким хмурым. Мне только хотелось, чтобы машины поскорее поехали. Но машины всё стояли и стояли.
Бабушка встала у заднего борта и, когда дедушка был поблизости, спросила у него, почему мы стоим.
– Сейчас принесут карту и покажут нам, по какой дороге можно ехать. Вот и ждём, – ответил ей дедушка. – Теперь не везде проедешь. Где-то разбомбили мост. Да мало ли что ещё… Война идёт, мать.
Я немного повозилась на своём мешке и, уснув, не услышала, когда наша машина вновь покатила по дороге.
Проснулась оттого, что солнце светило мне прямо в лицо. Приоткрыла один глаз и увидела над собой ветки с жёлтыми листьями. И тут услышала голос бабушки Дуни:
– Пусть поспит. Она всю ночь не спала, дежурила по колонне.
Но что это? Ей кто-то отвечал Митиным голосом. Он говорил, что скоро принесут горячий обед и о том, что подогревать негде и надо бы покормить всех, пока не остыло.
Неужели это Митя? Но я же сама слышала, что Митя с нами не едет.
Сон с меня сразу слетел. Я вскочила – задний борт грузовика откинут, а рядом стоят бабушка и Митя в телогрейке и ушанке, из-под которой кудрявится тёмный чуб.
– Митя! – закричала я.
Он повернулся. Снял меня с машины, покружил и поставил на землю.
– Где мы? – спросила я.