Отпустить нельзя спасти - страница 26

Дима приходил с работы уставший, а спать предпочитал отдельно, на диване, иначе он не высыпался.

Неожиданно на выручку пришел Виктор Анатольевич. Однажды он ворвался в дверь прихожей, с порога он заявил:

— Лиза! Сцеживай молоко!

—Здравствуйте, Виктор Анатольевич. Что, простите?

— Сцеживай молоко давай. Ну.

— Зачем?

— Вопросики в строю. Ты молоко сцедишь. Сходишь помоешься. А потом иди спать, и пока не выспишься— не приходи, ребенка не получишь.

Лиза стояла растерянная с малышкой на руках. Кажется, ее сковал паралич. Виктор Анатольевич помыл руки и схватил ребенка.

— Ну, долго нам еще ждать?

Лиза покормила девочку, сцедила молоко, пошла помылась и действительно легла спать, а когда проснулась через 6 часов непрерывного сна, ощущала себя совсем другим человеком. Точнее не другим, а прежним.

Виктор Анатольевич стал частым гостем в их семье. Он помогал Лизе буквально во всем. Она спокойно готовила, не боясь оставить малышку под неустанным надзором дедушки. Прибирала дом. Иногда он захаживал рано утром, забирал малышку гулять и давал Лизе выспаться. Тем сильнее на фоне такой мужской заботы было заметно, что Дима уделял маленькой Миле совсем мало времени. Он уходил рано утром на работу, вечером приходил уставший, ел и садился смотреть телевизор. Если Виктор Анатольевич к этому времени не уходил, то они смотрели вместе Новости. Чем больше Виктор Анатольевич помогал, тем меньше забот о ребёнке ложилось на плечи Димы. Он почти не ощущал присутствия дочери в своей жизни. Жизнь Лизы после рождения ребёнка изменилась, а его — нет.

Конечно, Виктор Анатольевич приходил не каждый день, бывало, и неделю мог не приходить. Но исключительно не по своей воле, по своей воле он бы даже отрастил грудь, чтобы самому выкармливать внучку.

Именно Виктор Анатольевич увидел первые шаги Милы. Дима был на работе, а Лиза в магазине.

— Проходи скорей. Да брось ты свои пакеты. Мила пошла!

— Правда? Пошла?—Лиза оставила пакеты на пороге и прошла в гостиную.

— Смотри.

Виктор Анатольевич отнёс Милу к тумбе, на которой стоял телевизор, посадил ее на пол, а сам отошёл напротив шага на два.

— Иди сюда, мое золотко, иди к дедушке.

Мила сидела, потом завалилась на бочок, встала на четвереньки, аккуратно поднялась на ножки, ухватив край тумбы. Встала и не двигалась. Попривыкла, отпустила тумбу и сделала два маленьких шажка, и завалилась. Дедушка, увидев, что она начинает заваливаться, подскочил к ней ровно в тот момент, когда она начала падать на попу, и подхватил. Подкинул на ручках, крепко обнял и поцеловал в макушку.

— Вот умница, ещё года нет, а уже ходит!

Было непонятно, кто гордится девочкой больше — дед или мама. Дима пришёл вечером, и Виктор Анатольевич доложил о случившемся.

— Первые шаги, пятые, все учатся ходить. Молодец. — Энтузиазма в его словах никто не расслышал. — Есть что поесть? Устал как собака.

Первым словом Милы было «мама». Вторым же «деда». «Папа» она сказала после «гав-гав», «котя» и «хочу».

Так пролетели два с половиной года.

Виктор Анатольевич все чаще останавливался на лестнице, чтобы отдышаться.

Можно было бы начать пользоваться лифтом, но тогда это значило бы, что он стал стар и слаб. Старость ещё была простительна, но слабость — нет. Поэтому он шёл два пролёта и останавливался, ещё два, дышал, ещё три и он на месте. Но эти последние три давались с таким трудом, что, входя в квартиру, он был красный и потный.