– Разве такая солянка допустима в разведке? – недовольно бурча, Хохол нехотя поплёлся за Андрюхой, рванувшим в кишлак. – Ротный этот, раскомандовался! А командир взвода, как всегда, язык меж булок засунул, и молчит при виде ротного!
Хохол был тёртым калачом, выросшим на задворках Полтавщины и давным-давно познавшим взрослую жизнь с её формальными и неформальными лидерами, законами и порядками. Он старался не бежать «впереди паровоза» и, тем более, не лезть «поперёк батьки в пекло». Свои прямые обязанности Хохол всегда норовил исполнить добросовестно и качественно, а от исполнения чужих – увернуться.
– Я ему не громила из разведроты, подсматривать и партизанить не нанимался. Моё дело маленькое, – шипел Хохол.
Вероятно, эта рассудительность и спасла ему жизнь. Дробь, выпушенная дряхлым, иссохшим, чернолицым стариком из древнего, на сто лет старше самого этого деда, экзотического двуствольного ружья, свистнула между двумя бойцами и мелкими точками отметилась в стене недавно отстроенного дувала. Свистнула всего в сантиметрах от ленивого туловища Хохла.
Хохол механически кувыркнулся вперёд, за стену, помог навык, полученный ещё в учебке. А Андрюха встал, как глубоко вкопанный столб, в пяти шагах от обкуренного в ноль старика. Тот, пошатываясь и тряся стволом, выстрелил снова. За спиной Андрюхи кто-то дико взвыл от боли. Обернувшись, Андрюха увидел мальчишку, подстреленного своим неугомонным дедом.
Малой, тонкими ручонками схватившись за живот, упал на спину. Старик, не отрывая глаз от Андрюхи, вышарил в своре своей разноцветной одежды запасной патрон и дрожащей рукой попытался загнать его в ствол. Хохол, выкроив минутку, выставил из-за стены автомат и одиночным пальнул в старика. Старик согнулся пополам, выронил ружьё, рухнул вправо. Патрон, выпав из раскрытой ладони убитого, покатился в сторону Андрюхи, который так и стоял, сжимая в потных ладонях автомат, посреди улицы.
На звуки выстрелов подоспели бойцы второго взвода. Они окружили тело старика, в поисках трофеев сноровисто обшарили его одежды. Не найдя ничего ценного и интересного, отошли, обратив свои взоры на старинное ружьё.
Мальчонка ещё дышал, наполненные кровью лёгкие хрипло выгоняли воздух.
Очнувшись, Андрюха бросил оружие и метнулся к мальчику. Шок его прошёл, он вернулся в реальный мир войны и суетился, пытаясь спасти мальчишку. Тщетно. Бача умер. С разорванным животом, с выбитыми позвонками. Умер в мучениях, в страхе и горе. Умер, вслед за своим дедом.
Кишки, зелёной зловонной массой выползшие на песок, кровь, скатывающаяся одетыми в пыль каплями, большие открытые глаза, быстро покрывающиеся завесой смерти, пар разодранных внутренностей.
– Сколько ему было, несчастному? Четыре или пять годков? И жизни-то он никакой не увидел, – ужаснулся кто-то из бойцов.
– Не разбираюсь, – отозвался Андрюха.
– Ты не смотри долго, не надо, – Андрюху толкнули в спину. – Нельзя убитому долго в глаза смотреть!
Перепачкавшись кровью мальчишки, Андрюха взял его худущее тельце на руки, поднял и перенёс к стене, где бережно уложил к брошенному солдатами к каменным глыбам телу старика. Сев на колени, десантник закрыл малышке глаза, накрыл обоих убитых подвернувшимся под руку цветастым пакистанским одеялом. Поднялся, подошёл к Хохлу.
– Ты какого чёрта стрелял, морда? Ты ж меня зацепить мог! – Андрюха наотмашь ударил товарища по лицу.
