Погода стояла солнечная. На проспекте виднелись машины в странных положениях. Светофоры работали, но как-то впустую: оказалось, что проезжую часть перейти можно в любом месте.
Муренин неожиданно увидел следы побоища. Кровь, потерянные ботинки, растоптанные очки, валяющиеся аксессуары омоновцев. Из разговоров стало ясно, что это следы битвы милиции с участниками демонстрации. Равномерно по всей площади валялись кирпичи и куски дорожного покрытия, которые демонстранты, видимо, принесли с собой. Стояли помятые грузовики, вероятно, ими перегораживали путь колонне. Говорили, кто-то из участников демонстрации завёл КамАЗ и направил его в шеренгу милиции.
На слишком горячем для майского дня асфальте Муренин заметил маленький значок с улыбающимся Лениным – репродукцию одного из тех плакатов, которые Роман часто видел на стенах домов в детстве, а потом и в юности, но тогда их висело уже меньше. Муренин обычно подбирал всякие такие штуки на улице, кроме того, значки ему покупали взрослые и дарили приятели: с детства у него проявилась непонятная страсть к коллекционированию бесполезных вещей. Но этот значок был раздавлен, краска содралась, и на тыльной стороне отсутствовала булавка для крепления к одежде. Некондиция, такие в коллекцию не идут. Пришлось выбросить – к чему он?
Муренин кое-что припомнил и начал анализировать на ходу. Всё ясно. В прошлом году он прочитал рассказ писателя Сорокина про бой в метро «Ленинский проспект», горящие машины, развороченную площадь и гигантский монумент космонавту Юрию Гагарину, поваленный поперёк проспекта.
В первомайский день памятник космонавту не уронили. Правда, к тому времени во многих местах повалили другие монументы. Памятники вождей пролетариата и их лучших товарищей пошли на переплавку или были раздроблены на гравий для засыпки ям на дорогах.
«Д-а-а, – думал Муренин, – велика сила искусства – вот и притянули буквами события. Надо же – бой на „Ленинском проспекте“. Вот это фантазия у прозаика Сорокина…»
Потом Роман иногда вспоминал об этих двух связанных событиях как о доказательстве силы искусства и рассказывал некоторым знакомым про удивительное явление синхроничности.
Хотя вскоре вообще что-либо перестало удивлять. Через несколько месяцев после коммунистической демонстрации уже вовсю применяли отряды снайперов и танковые подразделения в центре столицы. Но население тогда больше заботилось о прокорме, военных действий не замечало, а если и думало о них, то как о спектакле, который разыгрывается где-то на стороне и к обычным людям никакого отношения не имеет.
Согласно статистическим данным, в конце восьмидесятых годов младшие научные сотрудники и молодые инженеры были главными читателями странной литературы. Поэтому Муренин не мог не прочитать рассказ Сорокина о битве на «Ленинском проспекте». В девяностых чтение перестало быть модным занятием, ранее входившим в обязательный набор фрондирующего гражданина. Не до того – зарабатывали на еду.
В начале двухтысячных деньги появились, они оставались даже на книги. Неожиданно бывшие читатели стали писать сами, проявился постболевой шок от событий предшествующего исторического отрезка, произошла протечка коллективного бессознательного в треснувшее индивидуальное. Тексты теперь записывали на компьютеры. Однако основное время шло на энергичное обсуждение в социальных сетях. До написания книг дело часто не доходило. Комментарии со временем сгорали.
