Отравленным место в раю - страница 18
После борьбы с куском силикона он обессилел и потерял сознание, какое-то время вообще ничего не чувствовал. Потом очнулся, похоже, довольно быстро, потому что было примерно так же светло. В этот раз он приподнялся на локте, усилием воли сдвинулся с места, сполз на пол. Подняться не получалось. Отдышался, привстал. По стенке на полусогнутых ногах двинулся в коридор; всё болело, ломило, голова кружилась.
Входная дверь оказалась закрыта, ключи торчали внутри в замочной скважине. Это хорошо. Муренин постоял, понимание приходило медленно, отставало от зрения. Действительность осознавалась с некоторыми задержками. Подёргал за ручку – входная дверь заперта; случайно задел ключи – они зазвенели. Как хорошо, что ключи с внутренней стороны, а могли бы остаться снаружи. Или он мог потерять их по дороге и теперь лежал бы на лестничной клетке под дверью.
Уф. Теперь нужно вернуться к кровати, не упасть. Хотя почему бы и не полежать здесь, в прихожей, на полу? Дома же. И светло. В туалет бы, но нет сил. Но надо. Он мягко завалился на спину. Главное, не ударился затылком. Смотреть вверх не было сил, зажмурил глаза, потому что потолок с переменной скоростью вращался против часовой стрелки. Муренин опять отключился.
На самом деле, похоже, сознание его не угасало, скорее всего, переходило из одной формы в другую, переключались какие-то фазы. Он стал уменьшаться, это было что-то новое, необычное, но полностью не исчез; на каком-то этапе перестал терять объём тела и превратился в мышь; ощущать себя мышью оказалось приятно и даже радостно. Какая разница, в какое животное ты обернулся? Из предыдущего сна помнил, что оборотнем быть весело. Он встряхнулся и быстро побежал, маленькие мышиные лапки работали уверенно, ими было приятно управлять. Забежал под шкаф – там оказалось отверстие, ведшее в нору, про неё он раньше ничего не знал. В норе тепло, она расширялась. Надо было зачем-то бежать вперёд. Становилось всё светлее. Неожиданно он понял, что это свет тревожный – таким мигают лампочки, сопровождающие звук сирен. А ещё он осознал: это горит красным шишка на голове гигантского казуара, страшной и опасной птицы. Ещё эта шишка жужжала и искрилась, как старинная электрическая лампа. И вращалась, как стробоскоп на крыше милицейской машины.
– Сейчас схватит и сожрёт, – констатировал Муренин.
Он видел раньше, как казуары поедают мышей – ловко, бесстрастно. Глаза их в это время становились пустыми. Серотонин – гормон удовольствия – замораживает взгляд.
Но теперь он знал, что надо делать. Роман опять начал раздуваться, казуар стал ему не страшен: он и сам был гигантом, превосходящим размером мерзкого полустрауса. Такой кусок в глотку проклятой птице не полезет. Но сколько же можно так увеличиваться? Ничто не мешает, свобода, раздувайся сколько хочешь! Опять стало легко и приятно. Подул ветер, подхватил Муренина и понёс к чёрному горизонту.
В зоосадах к казуарам относятся не очень серьёзно. Технической документации, призывающей к бдительности, не верят, ведь это всего лишь птицы, а не тигры и не крокодилы.
Московский зоопарк всегда был любимым местом публики. Москвичи и гости столицы часами стояли в очередях в билетные кассы. Тем же, у кого не было возможности сюда попасть, зверей в клетках показывали в добрых детских фильмах и мультиках. Ближе к годам перестройки зоопарк начал приходить в запустение, помещения и оборудование подгнивали, подламывались даже решётки у загонов хищников, что могло привести к опасным происшествиям. Со временем перестало хватать корма. Несколько раз дирекция через журналы и газеты обращалась за помощью к энтузиастам. Со всей страны стали приходить продуктовые посылки от юных натуралистов: присылали и полезные семена, и сухие плоды, и съедобные корни. Кто-то жертвовал деньги, хотя время наступило тяжёлое, многие и сами голодали, да и деньги быстро обесценивались.