Киряк подробно рассказала судебному медику историю с необычным убийством бандита и в заключение слезно попросила не затягивать со вскрытием и вынесением экспертного заключения.
– Да-а, Олеся Сергеевна, озадачили вы меня… Я уже видел, что к нам привезли тело покойного, да и направительные документы тоже уже успел прочитать. Признаюсь честно, если бы не вы, ждал бы тогда Озеров мое заключение по максимальным срокам. Не нравится он мне, неправильный он какой-то следователь… Вертлявый, что ли… Необязательный… Не таким, по моему мнению, должен быть настоящий следователь уголовного розыска. Ну да бог с ним. Хорошо, выполню я вашу просьбу. Будет вам заключение по трупу. Завтра, в восемь утра, жду у себя в ординаторской.
Поблагодарив пожилого судмедэксперта, Олеся Сергеевна вышла на улицу и сразу же пожалела, что отпустила служебную машину. Теперь добираться до места жительства Артема Егорова и его отца ей предстояло на общественном транспорте.
* * *
Троллейбус не спеша колесил по витиеватому маршруту, везя молодую сотрудницу уголовного розыска на другой конец города. Пассажиров было немного, поэтому никто особо не мешал ей спокойно думать.
На очередной остановке в полупустой салон вошли два пьяненьких несовершеннолетних паренька. Каждому на вид было лет шестнадцать-семнадцать, не больше. Усевшись впереди, они принялись что-то обсуждать, при этом периодически громко и вызывающе смеясь. Поначалу Киряк хотела одернуть ребят, напомнив им, что они находятся в общественном месте, но внезапно из глубин памяти всплыли воспоминания об одном событии двухдневной давности.
Киряк вспомнила, как она вот так же ехала в троллейбусе вечером со службы, когда на одной из остановок в салон в буквальном смысле слова ввалились два молодых человека – неопрятно одетые и довольно болезненного вида. У того, что пониже ростом, были грязные, засаленные волосы, туго перевязанные яркой оранжевой резинкой, собранные сзади в подобие конского хвоста. При этом сразу бросалась в глаза неестественная желтизна его кожи и глазных белков, а поведение парня было неадекватным. Едва зайдя в троллейбус, он первым же делом направился в заднюю часть салона. Остановившись около места, испещренного глубокими царапинами, желтолицый удивленно и вместе с тем восхищенно взглянул на изуродованную кем-то обшивку. Замерев на месте, он принялся что-то пристально рассматривать на ее поверхности своими расширенными зрачками, изредка по-детски хихикая, словно действительно там было что-то очень смешное и забавное. Качаясь в такт движению транспорта, он простоял так, наверное, остановки три.
Все это время его приятель, который был повыше и явно постарше, сидя невдалеке, с ожесточением чесал левую ногу. У него было измученное лицо нездорового сероватого оттенка и контрастно темнеющие вокруг глаз синюшные круги. Сами же глаза парня при этом имели какой-то стеклянный, словно неживой, застывший вид. Через некоторое время ему, видимо, наскучило это бесконечное, однообразное движение рукой, и тогда, решив внести хоть какое-то разнообразие в поездку, он повернулся в сторону приятеля и громко выкрикнул сиплым, надтреснутым голосом:
– Чак, дружище! Ну, что ты там увидел? Во тебя штырит!.. Иди лучше сюда, а то пропустишь нашу остановку. Мы уже скоро выходим. – И он громко, гортанно засмеялся, немного приоткрыв свой практически беззубый рот.
