Кайрон посмотрел на неё. Фиолетовые пряди слиплись на лице, скрывая шрам над бровью.
– Почему ты пришла? – спросил он. – Могла спасаться.
Фиола молчала.
Вода вдруг забурлила. Из глубины поднялись пузыри, и на поверхности замерцали огни – сотни бледно-зелёных точек.
– Гребём! – Фиола рванула к противоположному берегу, но Кайрон застыл, глядя на огни.
Они были глазами.
Существо вынырнуло без звука. Громадное, как кит, но слепое, с пастью, усеянной клыками-сталактитами. Его тело состояло из чёрной воды и теней, а внутри, как органы, пульсировали страхи: лица друзей, кричащие в немой агонии.
– Скорбь! – крикнула Фиола. – Это его пёс! Мне о нём рассказывала Роза!
Чудовище ударило хвостом, подняв волну. Кайрон нырнул, чувствуя, как клыки царапают спину. Вода вокруг кипела, превращаясь в пар от его страха.
– На берег! – Фиола схватила его за руку, но тварь перегородила путь.
Пасть раскрылась, и Кайрон увидел внутри их – Глёза, Розу, Сита, прикованных цепями из страха.
– Не… – он замер, узнав в центре себя – своего двойника, который шептал: «Сдайся. Они уже мертвы».
– Не слушай! – Фиола вонзила нож в глаз чудовища. Тень взревела, и вода взорвалась.
Кайрон, движимый яростью, рванул с шеи цепочку с красным камнем. Камень горел, как уголь.
– Получай! – он швырнул его в пасть твари.
Камень попал точно в глотку. На мгновение всё замерло. Потом Скорбь взорвалась, разбрасывая чёрные капли. Они жгли кожу, оставляя шрамы-воспоминания:
Фиола, шестилетняя, бьётся в запертой комнате. «Мама! Я буду послушной!»
Кайрон, разбивающий зеркало кулаком: «Я не он! Я не он!»
– Почему ты показала мне это? – Кайрон упал на колени, стирая с лица смолу-слёзы.
– Потому что Нокс не врёт, – Фиола подняла камень, теперь треснутый. – Он берёт правду и… перекручивает.
Они выбрались на берег – островок из костей, склеенных смолой. В центре торчал меч, воткнутый в камень. Не Экскалибур – ржавый клинок с надписью на рукояти: «Победи себя».
Фиола усмехнулась:
– Типично.
Но Кайрон уже тянулся к мечу. Рука сомкнулась на рукояти, и мир взорвался болью.
Он стоял в кругу из зеркал. Каждое показывало Фиолу, умирающую по-разному: от его руки, от ножа Нокса, от страха. В последнем зеркале он сам – с клинком в её груди.
– Нет… – он попытался отпустить меч, но пальцы приросли к металлу.
«Выбор, – заговорил Нокс, возникая из теней. – Убей её… или умри сам».
Фиола, настоящая, смотрела на него. Без страха. Почти с вызовом.
– Делай что должен, Король.
Кайрон зарычал, выдернув меч из камня. Лезвие вспыхнуло алым.
– Я… не… твоя… ИГРУШКА!
Он ударил не по Фиоле, а по зеркалу с их трупами. Стекло треснуло, и крик Нокса потряс всё вокруг.
– Ты заплатишь за это!
Островок начал рушиться. Фиола схватила Кайрона за руку, таща за собой в тоннель, который открылся за мечом.
– Ты… почему не ударил? – спросила она на бегу.
– Потому что мне сказали: «Не верь зеркалам», – он ухмыльнулся, чувствуя, как трещина на камне пульсирует в такт сердцу.
Фиола замедлила шаг. На мгновение её маска бунтарки треснула, показав что-то хрупкое.
– Не смей привыкать. Я всё равно тебя предам.
– Попробуй, – Кайрон толкнул её вперёд, в свет, пробивавшийся из конца тоннеля.
А сзади, в темноте, смеялся Нокс. Игра только начиналась.
Лабиринт изменялся. Теперь стены были не из треснувшего стекла, а из полированного хрусталя, отражающего их с идеальной чёткостью. Каждый угол, каждый поворот – абсолютная симметрия. Даже воздух здесь казался застывшим, словно сама Призма затаила дыхание, наблюдая за их шагами.
