– Уйди, – коротко сказала она.
– Он тэбя бил? Ты нэ просто тут. У вас ссора.
– Ну и что?
– Ты можешь намстыть грубому мужу. Со мной.
Она отвернулась. Музыка звучала летящая, легкая, по-старому это как скрипки, как ксилофоны, а теперь это все называется синтезатор. Из объемной сумки-рефрижератора южанин достал сигареты, закурил, протянул ей, она не взяла. Он погладил ее по руке. Она отодвинулась.
– Я нэкрасив?
– Ты очень красив. Ты высок и строен. Твои волосы сверкают как антрацит. Они кажутся отлитыми из металла. У тебя глаза широко расставлены, а переносицы нет, нос идет прямо ото лба. Ты похож на олимпийского бога.
Южанин отодвинулся подальше и стал ее пристально разглядывать.
– Ты знаэшь слова! – сказал он удивленно.
– Я люблю слова, – сказала она.
– А людэй?
Она только вздохнула.
– Некоторых. Раньше любила всех и заранее, а теперь устала. Не в том смысле, как ты сказал – намстить. А по-человечески, сердцем.
– Если б тэпэр было раньше, ты любила бы всех и мэня тоже. Но тэпэр поздно.
Он замолчал, обхватив голову руками. Полез в свой рефрижератор, достал большой пласт бананов:
– На. Кушай. Нэ смэй отказаться. Вино хочешь? Как хочешь.
Видя, что она молча держит эти бананы, отломил и снял лепестками шкурку.
– Ешь, сказал. Ты очэнь пэчальна, тэбя отучили любить. Но раньше было у тэбя. А у меня и тэпэр нет. Ты сказала красив. А нэт ничего!
– Брось убиваться, – сказала она, машинально жуя бананы, – ты молодой, тебе наверно, лет двадцать пять от силы.
– Двадцать!
– Не встретил еще.
– Трэтий год как встрэтил. Дом есть, видео есть, две шубы есть, а… ничэго нэт. Дэти не хочет, смеяться не хочет. Нэ живет, отбывает.
– Думаешь, не любит?
– Нэ любит. Дает, но нэ любит.
– Наверно, ты что-то не так сделал.
– Все сдэлал. Тэбе муж твой так не сдэлал, как я ей. Скажи, есть шуба?
– Нет, мы мало получаем, мы бюджетники, и у нас дети, да я еще книгу напечатала…
– Нэт, я не знаю такой народ – буджетник. Твой муж не работает. Я пять киосков открыл, у меня грузы круглые сутки идут в город… Ты слушай. Ты – пэчальна, я пэчальны. Но я дам тэбе на шубу. На. Тут пять лимонов.
– Отстань, ради бога, с лимонами, ты с ума сошел. Я не могу с тобой спать за бананы, за лимоны.
– Э-э, какая. Я нэ прошу спать. Прошу взять лимоны на шубу.
– Не нужна мне такая шуба.
– А что тэбе нужно?
– Книжку…
– Кныга? Пусть кныга.
– Нн… Не могу. Как я объясню? Что муж скажет?
– Э-э. Скажи – ты нэ любишь, другие любят.
– Нет!
– Пачэму нэт, слушай! Я могу одын раз сдэлать?.. – южанин развел руками, как дирижер.
Вдруг женщина вскочила, прислушалась. Издали послышался крик «мама!». Потом в закоулок вбежала девочка и бросилась к женщине на шею. Сейчас все кончится. Герман зря пела этой глупышке «Один раз в год сады цветут». Видимо, эта особа надеется жить вечно и при этом вечно презирать материальное…
– Мама! Ты ушла! Ты не хочешь больше жить с папой! Но ты иди тихо, он спит уже.
– Тише, детка, никуда я не ушла, я просто хотела одна поплакать, – она обнимала и гладила девочку, которая была в ночной рубашке, в куртке и в тапочках с помпонами.
– А почему этот? Он кто? Пристает?
– Да нет. Он просто бедный. Пойдем домой.
– Куда? Дэнги твои… – южанин загородил им дорогу. Женщина оставила девочку и обернулась к нему.
– Послушай, Ашот, или как тебя. Я не могу брать, не заработала. Ты не расстраивайся, лучше поговори с женой. Что со мной говорить! Я чужая. А ты скажи ей, скажи, как ты страдаешь, она пожалеет…
