– И поэтому тоже, – согласился Герман. – Нет, я тогда ещё алкоголиком не был. Ничего мне не показалось. Потом светлый дух исчез, и стало темно. Ты ведь совсем на меня не похож. У тебя лицо Мани. И, представь, у неё ведь ни до меня, ни после никого не было! Разве обычная женщина на такое способна? Вот и соображай…
Переливчато запел звонок у входной двери. Андрей вскочил, полыхнув радостной улыбкой.
– Батя, иди, отдохни немного. Хватит нести околесицу – потом самому стыдно станет. А у меня дела, понимаешь…
– А что? Почему ты меня гонишь? Надоел тебе старик? Не уважаешь… Конечно, за что меня уважать? – Герман достал платок, вытер слёзы и чихнул. – Э-э, где моя косорыловка? – Он похлопал ладонью по столу.
– Иди, иди, потом договорим! – Озирский сунул отцу в руки недопитую бутылку «Сибирской». – И чтобы тихо сидел, ясно? Не смущай моего дорогого гостя. Когда освобожусь, позову тебя…
Закрыв за Германом дверь комнаты, Андрей пошёл к двери. Он сам заметно покачивался от выпитого и ругал себя за это. Звонок опять резанул по барабанным перепонкам – уже зло и нетерпеливо. Только бы никто не вышел до ветру или блевать, потому они с Обером должны встречаться наедине.
– Поздравляю!
Филипп шагнул в квартиру, обдав Андрея ночной сыростью и запахом дорогой туалетной воды.
Одет он был странно – в чёрную атласную косоворотку, кожаную куртку, галифе и высокие сапоги. На безымянном пальце правой руки звездой горел перстень с крупным бриллиантом. Его шикарный «БМВ» проехал под арку так тихо, что Андрей ничего не услышал. Впрочем, его отвлёк разговор с отцом.
Сейчас Обер улыбался, по своему обыкновению, несколько смущённо, одними губами. Он выглядел добродушным, милым, приветливым, совершенно безобидным. Озирский вспомнил, что руки этого симпатяги по плечи в крови, и его прошибла слеза.
– Пошли на кухню! – Андрей хлопнул позднего гостя по спине. – Не обессудь, у меня во всех комнатах на полу спят…
– Можно и на кухню. – Обер расстегнул кожанку, но снимать не стал. – Я ненадолго… – Он запустил руку в карман. – Зная наши дурацкие законы, я приготовил для тебя отличный подарок. Смотри какой, вместо всяких там самопалов…
– Классно!
Андрей увидел новенький «кольт» последней модели и едва не лишился дара речи. Блестящий от масла, в замшевой кобуре, пистолет завораживал с первого взгляда. К нему прилагалась и коробка фирменных патронов.
– Надеюсь, пригодится.
Филипп снова пошарил по глубоким карманам. Неожиданно для именинника он вытащил банковские пачки купюр разного достоинства и швырнул их на стол.
– Можешь не считать – ровно «лимон». Прими на свои нужды. В любом случае не помешают. Если себе не возьмёшь, то семьям погибших поможешь. Или агентуру оплатишь, – ухмыльнулся Обер совсем по-бандитски. – У меня сейчас один препарат лихо пошёл. Хочу грех замолить и жертвую на благотворительность.
– Филя, я даже не знаю, что и сказать-то тебе!
Андрея повело на сторону, и он схватился за край стола. Потом с трудом нащупал табуретку.
– Садись, я тебя буду угощать.
– Погоди, я ещё не все подарки вручил. – Готтхильф достал из внутреннего кармана куртки небольшую коробочку. – Карманный компьютер, японский – лучше всяких записных книжек. Он уже с батарейками, и руководство на русском приложено.
– Благодарствую! – Озирский тряхнул Готтхильфа за плечи. – У меня даже все слова вылетели из головы от таких презентов. А-а, да что там! Без тебя не было бы этого юбилея. – Они обменялись понимающими взглядами. – А за «волыну» – отдельное спасибо. Вот прямо сердцем чую, что пригодится она мне, и очень скоро. Больше не буду зависеть от табельного оружия, которое к тому же отстреляно. Теперь я стал свободен – буду стрелять, если нужда заставит. Потом я тебе кинжал покажу. Сашок его из Штатов привёз. Такой скандал вышел в аэропорту, не представляешь! Конечно, пришлось в багаж сдавать, и всю дорогу за Сашком стюарды следили. Он ведь чёрненький у нас – ну вылитвый исламский террорист! А я уже за тебя волноваться начал. Боялся, как бы чего не произошло…
