Падения Иерусалимов - страница 15

, и я мог видеть каждый его изгиб. Я осторожно присел на край ложа и, закрыв ее рот рукой, прошептал, что ей нечего бояться, что в моих мыслях нет порока и желания ее обесчестить. Я лишь хотел ее увидеть и молю Бога, чтобы она не держала на меня зла и не звала на помощь стражу. И она послушала меня. Ее дыхание стало ровным, тело расслабленным. Я убрал руку. «Что привело тебя, царь?» – спокойным тоном спросила она. И тогда я все ей рассказал. О том, что хочу, чтобы она была моей женой, что моя мать против этого союза и никогда не смирится с моим выбором. Она молчала. Ее глаза, всегда смотрящие на меня, уткнулись в пол. Я попрощался с ней и уже было полез в окно, как вдруг услышал: «Ты можешь выбрать кого угодно, великий царь. Или принять выбор своей матери. Но знай: никто не сделает тебя счастливым, кроме меня».

– И знаешь, – голос Седекии предательски дрогнул, разливаясь ознобом по всему телу, – твоя мать была права. Она всегда во всем была права, как бы мне ни хотелось упрекнуть ее в обратном. И в тот день, когда я простер над ее головой край своей одежды, она обрела любящего мужа и лютого врага в лице новоиспеченной свекрови. Ох, как же они друг друга ненавидели. Строили козни, ругались. За все время Хамуталь ни разу не улыбнулась моей жене. Но нужно отдать ей должное, она никогда не упрекала меня за мой выбор, потому что видела, как я счастлив. И твоя мать никогда не жаловалась мне. Она была единственной, кто плакал, когда Хамуталь не стало, – Седекия хмыкнул, – и я подозреваю, что они все-таки нашли общий язык, потому что после ее смерти твоя мать стала жестче и уверенней. И порой она мне сильно напоминала твою бабку.

Над двумя сидящими под палящим солнцем фигурами сгустилась тишина. Голые плечи горели от жара. Крепко связанные руки потеряли чувствительность и посинели. Ноги затекли от длительного сидения. Ужасно хотелось пить. Полусухие рты глотали обжигающий зной пустыни. Каждый из пленников погрузился в собственные мысли, но мысли были общими. Горькая участь тянула головы к земле. Застывший взгляд врезался в миллионы песчинок, пытаясь выделить одну особенную. Но стоило сфокусироваться на той самой, что секунду назад привлекла внимание, как тут же она исчезала в толпе таких же одинаковых, мелких и неуловимых. Такими же крупинками ощущали себя царь со своим сыном. Мелкими песчинками в огромной беспощадной обжигающей пустыне, поглощающей легкое дыхание ветра. Ведь только ветер мог вырвать из жадных объятий эти самые частички и унести вдаль. Дать возможность навсегда затеряться в зелени редких лесов или окунуться в пучину бушующего моря. Тонким слоем они скользят по сухому покрывалу, гонимые слабым дыханием. Бессильно ударяются о тела пленников, растворяясь в мириадах покоившихся внизу собратьев. И не увидеть им живой земли. И не впитать в себя морскую влагу. И наблюдая за этими тщетными попытками вырваться из лап пустоши, море грохочет раскатистым смехом. Вдохнувшее жизнь в пустоту море, отступив, породило пустоту еще большую. Смертельную, безжизненную пустоту, отражающуюся в глазах обреченных людей.

Легкое пение холмов изредка разрывалось громким смехом вавилонских воинов и нервным ржанием коней. Запекшаяся кровь на голове царя стягивала кожу. И каждый вскрик или гогот с болью врезался в равномерную идиллию поющих песков, обволакивающую и успокаивающую раны. Он жмурился, отчего боль становилась сильнее. Наконец солнце взяло верх над изможденным разумом, и Седекия под ровное дыхание сына провалился в сон. Он не знал, сколько времени пробыл в таком состоянии, но пробудил царя не очередной безумный хохот или иной совершенно чуждый естественной природе этих мест звук. Его пробудила тишина. Тревожная, она просочилась в зыбкое сознание и вырвала Седекию из забытья. Несколько мгновений он прислушивался с закрытыми глазами. Может, он еще во сне? Или уже умер? Только горячий воздух, слегка обжигающий кожу, слепящая розовая пелена, пробивающаяся сквозь закрытые веки, и далекий клекот пернатого хищника, выискивающего свою добычу зорким глазом на фоне яркого зенита доказывали реальность происходящего вокруг. Яркий свет от песка резал глаза.