Палеонтология обратной стороны - страница 20

В назначенное время делегатов попросили пройти в зал. Поскольку по малолетству мне никаких функций не нашлось, я тоже с удовольствием поднялся и разместился. Оформление зала было совершенно палеонтологическим в том смысле, что с абсолютной лаконичной ясностью выражало самоощущение собравшихся как обитателей пламени. Бурей с градом над застывшим в нацбольском приветствии залом пронёсся партийный гимн. Начали выступать наши вожди. Я думаю, что абсолютное большинство собравшихся ни минуты не могло спокойно усидеть ни за школьной партой, ни на институтских лекциях. Зал с висящим в воздухе сосредоточением слушал и слушал – так, как будто бы он это говорил себе сам. Я посидел-посидел и понял, что как бы мне здесь ни было хорошо, моё место не здесь. Я встал и спустился в фойе.

Сигнал я принял точно – у ментов началась ментальная паника. Паника была именно ментальной, потому что физически им ничего не угрожало, и они со всей отчётливостью видели, что нацболы их в обиду не дадут. В этом месте дураки смеются, а ни нам, ни ментам было тогда совсем не до смеха.

# … у ментов началась ментальная паника

Укреплялись мы, и подымали голову ихние, точнее то, что у них было вместо головы, подымал Кремень. Вообще, если случались какие-то потасовки с ментами у нормальных ребят, то пихались, могли аккуратно положить на асфальт для спортивного обозначения победы или с дозированной силой огреть древком, которые в те времена были больше похожи на оглобли, или резиновой палкой – кто что с собой прихватил.

И те, и другие были из одной среды – то, что делить им нечего, они уже понимали, а то, что многое могут сложить и умножить – ещё пока только чувствовали. Бывшие сотрудники любили похулиганить в гражданском строю, а среди ментов было достаточно ребят с татуировками ACAB на предплечьях. Ихние – это было совсем другое, это были фашисты в аутентичном димитровском смысле.

Всякое явление – это только явление, проявление на поверхности глубинных движений, коренных классовых интересов. Если есть одни, то будут и другие. Нельзя писать про нацболов и не сказать, кем были их враги.

Через ихних, как через оголённый кабель, пёрла вся ненависть призраков древнего зла, вселившихся в Кремень. Они выросли в семьях, которые с горькой иронией называют хорошими и культурными, то есть тех, которые рожают детей по разнарядкам иностранных шпионских контор. Я с содроганием вспоминаю впечатление, которое производили на меня встречи с этой кислотной как едкое кали средой в позднем детстве. Вступительное «ведь», вкрадчивое затягивающее «мы», затем значительное «культурные» и совершенно с этим не вяжущееся «люди». Люди по определению не приспосабливаются к среде ни искусственным, ни естественным отбором. По спине пробегает животный озноб – это остатки шерсти пытаются встать дыбом на загривке. К тебе принюхиваются, решая в каком месте в передней лучше выставить сделанное из тебя чучело.

Слово «культурные», конечно, как всегда, у них означало не то, к чему привлекают твоё внимание, а то, от чего его отвлекают, то, что у тебя в данный момент за спиной. Предай всех их – некультурных, грязных и грубых – тех, кто делает для тебя всё – тепло, свет, хлеб, становится между тобой и тем, кто пришёл, чтобы у тебя всё это отнять, предай, и мы будем говорить, что ты тоже культурный. Просто за то, чтобы они так о тебе говорили. Островский в «Бесприданнице» всё это расписал, избавив меня от необходимости демонстрировать отсутствие таланта хотя бы по этому поводу.