– Братья и сестры! – не ищите аллюзии в моем обращении, ибо все мы, действительно, братья и сестры – дети одного отца, Даждьбожьи дети. Лице его только что скрылось от нас, но мы все равно несем в себе его огонь. Нам кажется, он уснул – нет, никогда не смыкает очей отец, без устали оплодотворяет мать землю. О, как он прекрасен, как сексуален!.. (Раздался смех.) Да-да, я не побоюсь этого слова – «сексуален»! Только так в речениях нового времени мы можем выразить то существо сущего, которое грядет в нас – уже здесь и сейчас… Не пробегайте в жару ежесекундности, замрите в предвосхищении истиностояния! Прочувствуйте эротичность замысла. Какие гиганты кружат в космосе, чтобы обогреть нас! Какие мегатонны энергии взорваны ради нас! Достаточно одного просчета, какого-нибудь микрона не хватило бы в небесной механике – и невозможна была бы жизнь. Однако мы не должны ощущать свою букашечность: энергия Солнца в нас превратилась в новый более мощный косм, способный охватить макрокосм. Наш разум не только вместил в себя все солнца вселенной, но и вызывал к бытию новые светила. Поэтому я пью за старое и за новое Солнце: Ярило, яви нам силу! – И Светозар поднес дрожащей рукой стакан к губам, водка заструилась у него по подбородку.
До конца речь дослушали немногие, стоявшие рядом с оратором. Остальная тусовка разбрелась по косогору: кто-то продолжал прерванный разговор, кто-то пил водку. Пьяный уже Макс сидел, схватившись за голову. Двое юнцов взяли гитары и пощипывали легонько струны, но только Светозар умолк, забренчали в полную силу.
– Вадим Станиславович, будь добр – утри нос молодежи! – крикнул Светозар. Кто-то тут же снял гитару с сучка обгорелого дерева и протянул Стоногину.
Главный "Осведомителя", улыбаясь, продолжал разговор с телеведущим и уже подкручивал колки на грифе.
– Все к костру, все к костру! – закричал Самуил Светлоокий, собирая публику.
Над темно-синим лесом на том берегу догорал опаловый закат, казавшийся тусклым в свете костра. Искры улетали с треском в прозрачное зеленовато-голубое небо, и опускались вокруг черными хлопьями.
Стоногин подождал, когда застелют бревно брезентом, ─ сел, расставив жирные ляжки. Рядом присела скво тоже с гитарой, и они, взглянув друг на друга, взяли аккорд… Голос у главного был слабый, гнусавый, но пел он самозабвенно, притопывая ботинком. Сначала они исполнили "Солнышко лесное" – все, сидевшие и стоявшие вокруг костра, сразу обнялись, стали раскачиваться в такт песне и подпевать. Андрей увидел Зою, она сделала ему знак присоединяться, но он покачал головой. Потом запели "как здорово, что все мы здесь сегодня собрались", и толпа начала раскачиваться и подпевать с еще большим энтузиазмом. Какой-то пьяный голос старался перекричать всех, выводя истошно вместо "собрали́сь" – "нажрали́сь".
Андрей хотел сразу уйти, но тут ему пришла одна мысль, которую он намеревался проверить. Для этого ему нужен был Стоногин, поэтому он решил дождаться конца номера.
Он отошел к краю косогора. Здесь было уже темно. Бурый отсвет костра едва освещал траву и обрывался чернотой. Несмотря на то что впереди ничего не было видно, чувствовалась пустота под ногами. Дальше снова поблескивала внизу река. А выше, над черным лесом на той стороне, синела узкая полоска – все, что осталось от вечерней зари. Маленькие тусклые звезды повисли над головой. По берегу краснели точками костры рыбаков.
