Мхиби подозрительно прищурилась, глядя на это знамя. Ох, старуха, твоё проклятье – страхи. Не думай о недоверии, не думай об ужасах, которые принесли нам эти захватчики. Дуджека Однорукого и его Войско объявила вне закона ненавистная Императрица. Одна кампания завершилась. Другая начинается. О, нижние духи, закончится ли эта война хоть когда-нибудь?
Девочка подошла к двум женщинам. Мхиби посмотрела на неё, увидела в твёрдом, уверенном взгляде ребёнка знание и мудрость, казалось, тысяч лет – а может быть, и не казалось. Вот мы стоим здесь втроём, у всех на виду, – дитя десяти-одиннадцати лет, молодая на вид женщина с нечеловеческими глазами и согбенная старуха. Но всё это – от начала до конца – иллюзия, на самом деле всё наоборот. Я – дитя. Тисте анди прожила тысячи лет, а девочка… сотни тысяч.
Корлат тоже взглянула на ребёнка. Тисте анди улыбнулась.
– Ты хорошо поиграла, Серебряная Лиса?
– Сначала было хорошо, – ответила девочка неожиданно низким голосом. – А потом стало грустно.
Корлат приподняла брови.
– Почему же?
– Когда-то тут был священный завет – между духами холмов и рхиви. Теперь он разорван. Духи эти были неисчерпаемыми сосудами боли и страданий. Холмы эти не исцелятся.
Мхиби почувствовала, как кровь застывает у неё в жилах. С каждым днём её дочь проявляла всё бо́льшую чувствительность, которой позавидовали бы мудрейшие поплечницы любого племени. Но была в этой чувствительности некая холодность, будто за каждым сочувственным словом скрывался тайный умысел.
– Неужели ничего нельзя сделать, дочь?
Серебряная Лиса пожала плечами.
– Уже и не нужно.
Вот как сейчас.
– Что ты имеешь в виду?
Круглолицая девочка улыбнулась Мхиби.
– Если мы хотим попасть на переговоры, мама, нам лучше поторопиться.
Место для встречи обустроили в тридцати шагах за дальними частоколами на невысоком всхолмье. Свежие курганы, в которых похоронили мёртвых после падения Крепи, виднелись на западе. Мхиби подумала, что эти бессчётные жертвы смотрят сейчас на них издалека. Духи ведь рождаются от пролитой крови. А если их не умиротворять, они часто превращаются в силы враждебные, одержимые кошмарными видениями, исполненные злобы. Неужели только рхиви понимают это?
И вместо войны – союз. Как призраки к этому отнесутся?
– Они чувствуют себя преданными, – проговорила Серебряная Лиса. – Я отвечу им, мама. – Девочка взяла Мхиби за руку, и они пошли вперёд. – Настало время памяти. Древних воспоминаний – и совсем недавних…
– А ты, дочь, – спросила Мхиби тихим, лихорадочным голосом, – ты – мост между ними?
– Ты мудра, мама, хоть и не веришь в себя. Скрытое медленно открывается. Взгляни на тех, кто прежде враждовал. Ты сражаешься в своих мыслях, вспоминаешь все различия между нами, цепляешься за свою ненависть к ним, ибо к этому ты привыкла. Память – основание такой ненависти. Но память хранит и другую истину, мама, тайную, именно её мы испытали, верно?
Мхиби кивнула.
– Так нам говорят старейшины, дочь, – ответила она, подавив приступ раздражения.
– Испытания. Опыт. Они у нас общие. Пусть и с разных сторон, но они – общие. Одинаковые.
– Я знаю, Серебряная Лиса. Винить кого-то бессмысленно. Всех нас ведёт, подобно приливам и отливам, невидимая, нерушимая воля…
Девочка крепче сжала руку Мхиби.
– Тогда спроси у Корлат, мама, что говорит ей память.
Покосившись на тисте анди, рхиви приподняла бровь и сказала:
