Услышав это, путник испуганно изогнул седые брови:
– Проклятые?! Да как ты можешь говорить такие слова? Боги, простите эту женщину. Неужели ты думаешь, что я бы стал торговать чем-то зловредным?
– С тобой уж и пошутить нельзя. Ну, чего рот разинул? Шевелись, старик. У нас не так много времени.
С губ Мутной слетел какой-то странный звук, за что капрал тут же наградила подчиненную сердитым взглядом.
Наконец ремесленник развернул тонкую кожу и извлек на свет божий три тускло поблескивающих костяных браслета, какие носят на предплечье. Каждый браслет был вырезан из цельного куска кости.
– И где же знаки благословения? – спросила Хватка.
– Их нет. Благословение даровалось иным способом. Браслеты девять дней и десять ночей лежали завернутыми в особую ткань, в покрывало, сотканное из выпавшей во время линьки шерсти самого Трича.
Мутная хмыкнула.
– Из шерсти, выпавшей во время линьки? – поморщилась Хватка. – Тоже мне «благословенная ткань»! Ну и мерзость!
– Штырь бы с тобой не согласился, – пробормотала себе под нос Мутная.
– Я что-то никак в толк не возьму, – продолжала рассуждать вслух капрал. – Один браслет на правую руку, другой на левую. А третий куда? Отвечай, старик! И не вздумай произнести какое-нибудь похабное словцо. У нас с Мутной нежные ушки.
– Все браслеты надеваются на правую руку. Они сцепляются между собой. Так мне объяснил жрец, даровавший благословение.
– Я видела соединяющиеся браслеты, но там всегда были какие-то специальные крючочки. А здесь ничего. Ты, часом, не дуришь нам головы, старик? Покажи-ка, как они сцепляются.
– При всем желании не могу. Это благословенное свойство украшений проявляется лишь однажды, когда купивший их – будь то женщина или мужчина – наденет браслеты себе на руку.
– А вот тут уже попахивает мошенничеством.
– Ничего, сейчас проверим, – сказала Мутная. – Такой обман срабатывает, лишь когда можешь всучить подделку и быстренько смотаться.
– Угу, – поддакнула Хватка. – Помнишь, на рынке в Крепи? Народу было – не протолкнуться. Прямо рай для жуликов. – Она язвительно взглянула на старика. – Но здесь тебе не рынок. Ты один, а нас много. Смекаешь? Сколько ты хочешь за свои браслеты?
Ремесленник поежился:
– Ты выбрала самую лучшую мою работу. Я намеревался выставить браслеты на аукцион.
– Аукциона, как ты понимаешь, не будет. Еще раз спрашиваю: сколько?
– Т-триста з-золотых «советов».
– Золотых «советов»? Стало быть, в Даруджистане новые монеты появились?
– Если ты собрался торговать в Крепи, то там теперь в ходу малазанские деньги, – пояснила Мутная. – Сколько это будет в переводе на джакаты?
– А я почем знаю? – фыркнула Хватка.
– Могу вам сказать, – осторожно произнес старик. – В Даруджистане за один «совет» дают две джакаты с третью. Если учесть, что одну джакату менялы забирают в свою пользу, то выходит – одна с третью.
Мутная наклонилась, разглядывая браслеты:
– Триста золотых «советов»… Да таких денег хватит целой семье на пару лет безбедного существования, а то и больше.
– Именно на это я и рассчитывал, – признался ремесленник. – Правда, я живу один, и потребности у меня достаточно скромные. Я думал, года на четыре мне хватит, даже если прикупить еще слоновой кости и камней для работы. Отдать браслеты дешевле – это сущее разорение.
– У меня от жалости просто сердце кровью обливается, – сказала Хватка и обернулась к подруге. – Что для солдата деньги? Сегодня ты жив, а завтра…
