В блиндаже ротного сразу стало тесно от командиров. Скинув полушубки и шинели, все расселись возле стола с картой.
Макаров ставил задачу розовощёкому лейтенанту, командиру моряков:
– На рассвете быстро выскакиваете из траншеи и бегом – к окопу боевого охранения немцев. Лучше без шума, до первых выстрелов. Врываетесь в окоп, уничтожаете немцев, берёте пленного, подхватываете раненых – и быстро обратно. Далеко не зарывайтесь: неизвестно, сколько их там. Гранат Ф-1[6] побольше возьмите, РГД[7] оставьте здесь. По выявленным огневым точкам противника ведут огонь станковые пулемёты, наша миномётная батарея и два орудия. Моя рота поддерживает вас огнём, не выходя из траншей. Второе отделение младшего сержанта Грошева в маскхалатах, с двумя «дегтярями»[8], за час до рассвета выходит незаметно из траншеи и ползком, по руслу ручья, заходит на левый фланг. С началом атаки открывает пулемётный огонь, отвлекая немцев. С правого фланга вторая рота тоже демонстрирует атаку.
– Теперь – артиллеристам… – продолжал Макаров. – Выкатить пушки на прямую наводку, по два снаряда на пристрелку, и вести беглый огонь по второй траншее и пулемётным точкам, пока снаряды не кончатся. Санитарам подбирать раненых, санинструктор остаётся в траншее. Развернуть перевязочную в блиндаже второго отделения. Раненых отправим в тыл на машинах… На этом всё! Командиры расходятся по подразделениям и инструктируют красноармейцев, проверяют оружие и боекомплект. Лейтенант Колесников соберёт коммунистов. Комбат прибудет в три часа и примет командование. О готовности доложить ему.
Все молча вышли из блиндажа и быстро разошлись по траншее.
К прибытию комбата все были готовы. Отделение Грошева с вещмешками, набитыми пулемётными дисками, уже вышло: ползти им по руслу ручья ещё почти час.
Колесников зашёл в блиндаж к морякам. Они деловито переодевались в форменки и бушлаты, доставали из вещмешков бескозырки с названиями своих бывших кораблей. Моряки были в основном с Балтики и из охраны Наркомата ВМФ.
Мрачный лейтенант сидел в кителе со свежим подворотничком и золотыми шевронами на рукаве и курил трубку. На груди – две полоски о ранениях. В руках задумчиво вертел кинжал. Все моряки были с ножами на поясах и заточенными сапёрными лопатками. На винтовки уже примкнуты плоские штыки.
– Не беспокойся, политрук, всё сделаем быстро и в чистом виде. В декабре под Белым Растом огнём крещены, с тех пор из в боев не выходим… Дадим прикурить немчуре напоследок! – И лейтенант скомандовал своим: – Ну всё – выходим! Попрыгали! Чтоб ни у кого не брякнуло до времени… И ещё: никому не ложиться – лично пристрелю…
Комбат уже нервно переминался в окопе ротного КП возле стереотрубы. Сюда же были подведены телефонные линии до штаба полка. Вся рота, положив винтовки и пулемёты на бруствер, застыла в ожидании команды.
Комбат, посмотрев на часы, молча махнул рукой. В ту же минуту из траншеи бесшумно рванулись моряки, слышен был только скрип снега и удаляющиеся быстрые шаги. До окопа немецкого боевого охранения было метров около ста – матросы пролетели это расстояние по мелкому снегу за считанные минуты. Хлопнуло несколько винтовочных выстрелов, начал стрелять, но быстро заткнулся ручной пулемёт. В окопе шёл рукопашный бой. Слышался только мат, тупые удары прикладов и крики «полундра!».
Проснулась и первая траншея немцев, оттуда застрочил станковый пулемёт и раздались нестройные одиночные выстрелы.
