– Эй, вы, там. Что это вы расселись посреди леса?
Все обернулись на голос. На другом берегу ручья стояла, опираясь на клюку, классическая баба-яга.
– Здорово, Игнатьевна! – приветливо помахала ей Катерина, – какими судьбами ныне так далеко от дома?
– На охоту ходила, – проворчала старуха, – да слышу, поют в лесу, вот и отвернула к ручью – посмотреть, кто нынче голосит многоголосо, что за зверь такой. Ан – а то Паница в гости пожаловала. На-ко, на-ко, всей гурьбой бурлаки привалили. За что я чести такой удостоена? Али изба вам стала тесна?
– Пришли к тебе хлеб преломить. Осенние Деды прошли – ты не появилась. И вчерашнюю Велесову ночь пропустила. Вот, сами несём тебе гостинцы.
– Не лукавь, Катерина. Простор вам понадобился после Велесовой-то ночи, мать-земля под ногами, северный ветер в корабельных соснах. Вот и топаете в даль далёкую – на Великое. Благо цель есть – моя избушка. Ну, давайте, перебирайтесь, что ли, на мой берег.
Путники быстро собрали бивак и стали перебираться через ручей по двум поваленным лесинам. Игнатьич перешёл последним. И как только он ступил на берег, старуха, до того стоявшая к гостям вполоборота, резко повернулась и поклонилась прибывшим в пояс:
– Здравствуйте, Великие.
Путники недоумённо переглянулись, но ответили тем же поклоном.
– Здравствуй, париха.
Неважно, что никто из семьи не ощутил пока произошедшей с ними перемены. Зато это учуяла земля. И обретение семьёй Силы не вызвало у неё удивления.
Париха проворчала лишь что-то вроде того, что долго в Силе не было нужды. И что грядут, видать, лихие времена, и надо бы обновить запасы трав, да и колоду сменить.
День, тем временем катился к полудню. Надо было поспешать. Глянув на скрюченную старуху, Дрон печально подумал, что теперь придётся сбавить шаг. Но Болотница встала на тропу первой и, на правах хозяйки повела гостей к избушке. Маленький отряд ничуть не замедлил ход, и через час показалась замшелая изгородь, а за ней – травянистый пригорок, и на пригорке паслась коза.
– Не боится ваша коза волков? – насмешливо спросил Дрон.
– Пусть они её боятся, – в тон ему ответила бабка.
С доски перешагнули изгородь и встали на хорошо утоптанную тропку.
– Видать, много народу в это лето у тебя побывало, Игнатьевна?
– Екскурсанты, в основном. Но, бывало, и по нужде приходили: за травами там, погадать, милого приворожить. Слава богу, издыхает ихняя безмозглая медицина. Люди стали к истокам возвращаться. На кой леший скажи мне, при той же простуде, синтетический аспирин? Золотой мочой писать? Почему не заварить ту же ивовую кору? Добавить в неё щепотку таволги, да влить всё в кипрей – завтра ваш больной про простуду уж и не вспомнит. Обогатились, обогатились химики за прошедший век на синтетических пойлах, пора и честь знать.
– Ворчунья ты старая, – улыбнулась на разглагольствования парихи Анна.
– Ага, поварчиваю по привычке, – легко согласилась та.
За разговорами поднялись к избушке. Оглядевшись, Дрон понял, что дом стоит на гряде – довольно узкой дугообразной возвышенности, сорока – сорока пяти метров в высоту. И дуга эта отделяет лес от болота, возвышаясь над ним, как нос корабля или стена крепости. Тут уж кому как привидится. Ширина гряды возле дома была метров восемьдесят, а то и меньше. Со стороны леса, откуда пришли путники, склон был относительно пологим, и, так как за ним ухаживали: вырубали поросль и ежегодно выкашивали, превратился в клеверный луг. С другой же стороны, склон был крутым, заросшим хвойно-мелколиственным леском, сквозь который открывался величественный вид на бескрайний простор Великого Велесова болота. Среди деревьев по всему откосу замшелыми зубьями торчали огромные, покрытые лишайником, валуны. Некоторые выделялись особенно и были до двух метров высотой.
