Пантелеимон - страница 2



Евфросин уже достиг средних лет. Добившись богатства, он предпочитает носить одежду из лучшей ткани. Не обращая внимания на присутствие Вассоя, робко стоявшего у дверей, ведущих на террасу, Евфросин произнес:

– Дети – это самое важное, что есть в нашей жизни. К сожалению, мой сын умер еще в младенчестве, а других отпрысков боги мне не дали. Тем не менее, я осознаю, как горячо вы любите своего мальчика. У него есть хотя бы поверхностные навыки в искусстве врачевания?

Он почти наизусть знает труды Гиппократа! – ответил Евстрогий. – Но у него нет возможности проверить знания на практике.

– Пусть Пантолеон прейдет ко мне завтра, – сказал Евфросин. – Я побеседую с ним и вполне возможно, что с радостью возьму к себе в ученики. Сейчас ему еще семнадцать, но обучение такому тонкому искусству, как врачевание, подчас занимает много лет. И все же, если ученик оказывается талантлив, он получает дозволение практиковать.

– Вероятно, что вы считаете, будто мое мнение относительно Пантолеона небеспристрастно, ведь я его отец, – заметил Евстрогий. – Конечно, я знаю, что многие родители переоценивают возможности отпрысков. Однако в случае с Пантолеоном все действительно так, как я вам говорю. В детстве он был необычайно одаренным мальчиком. Став юношей, он изумляет меня своей мудростью.

– А что думают о его способностях наставники?

– Я сам был все эти годы его наставником. Под моим присмотром он изучал то, что другим преподавали учителя, но потом, когда он заинтересовался трудами Гиппократа, я уже не мог его наставлять.

Погрузившись в раздумья, Евфросин попытался вообразить, насколько объективен был его гость. Конечно, невзирая на утверждения Евстрогия о собственной беспристрастности, врач не слишком ему верил. Евстрогий очень любил единственного сына. Он мог преувеличивать его таланты. Тем не менее, Евфросин очень хотел встретиться с юношей.

– Итак, я приму у себя вашего сына, – кивнул он. – Мне всегда любопытно узнать нового одаренного человека. К тому же, я люблю поддерживать достойные начинания.

– Спасибо, Евфрасин, – молвил Евстрогий. – Вы убедитесь, что я говорю вам правду. Мой мальчик очень талантливый.

Удовлетворенно склонив голову, Евфросин подозвал своего раба, который дежурил на террасе в ожидании распоряжений, и приказал подать прохладного вина.

Когда кубки были наполнены, Евстрогий поднял свой, провозгласив:

– Не зря говорят, что вы самый достойный человек при дворе!

Лукаво усмехнувшись, Евфросин не удержался от тяжелого вздоха.

– Я благодарен вам! – сказал Евстрогий, осушив вино.

– Не торопитесь меня благодарить, – возразил врач.

– Поверьте, что встретившись с моим сыном, вы обязательно возьмете его в школу, – ответил Евстрогий и встал с дивана.

– С радостью поддержку его, – пробормотал Евфросин, стараясь вспомнить отпрыска Евстрогия. В его голове всплыл образ невысокого худого юноши, которого он видел всего пару раз на городских улицах.

Попрощавшись с врачом, Евстрогий направился к дверям. Проследовав в сопровождении Вассоя через галерею, спустившись по лестнице и перейдя вестибюль, он вновь вышел во двор.

– Теперь мы идем к торговцу тканями! – сказал он удовлетворенно.

Вассой покорно отправился вместе с ним в соседний квартал, где продавали самые ценные персидские ткани. Евстрогий сделал в лавках покупки и лишь после этого, нагрузив Вассоя, засобирался домой.

– Моему сыну понадобится новая одежда, когда он будет принят Евфросином в школу, – говорил он.