– У меня есть среди больных слепой человек, – молвил Аристарх задумчиво. – Он богат, очень знатен. В его жилах течет римская кровь. Я пытался вернуть ему зрение, используя различные методики. Но, к сожалению, зрение не восстановилось.
– А почему этот римлянин ослеп? – спросил Евфросин.
– Он воевал на стороне Диоклетиана в войне с Карином, и был славой преторианцев. Во время одного сражения ему повредило голову ударом меча. С тех пор он ослеп, – сказал Аристарх. – Перед тем как побывать у меня, он посетил всех известных врачей в Никомедии. Но никто так и не облегчил его недуг. Его имя Сатурнин Цинна.
– Он мне незнаком, – покачал головой Евфросин.
– Если хочешь, я могу прислать его к тебе.
– Присылай! Возможно, что я сумею облегчить его недуг.
Но Аристарх внезапно уловил в его голосе сомнение. Невзирая на то, что Евфросин считался талантливым врачом, далеко не все недуги ему удавалось исцелить. Однако Аристарх все же решил направить к нему Сатурнина Цинну, который уже испробовал почти все средства для возвращения зоркости глазам.
Подали новые порции вина, и разговор перетек к обсуждению юности Евфросина. Он много говорил о том времени, когда только начинал практику, вспоминая забавные случаи. Так, за возлияниями, прошло еще пара часов, после которых гость засобирался домой.
Аристарх, зная, что по ночам Никомидия столь же опасна, как любой другой город, хотел дать ему своих слуг в сопровождение, но он отказался.
Сев в паланкин, Евфросин горячо поблагодарил Аристарха за гостеприимство и задернув полог, велел рабам нести себя домой. На этом они и расстались.
В пустынном зале полумрак. Здесь отсутствуют окна, и лишь зарево трепещущих факелов озаряет помещение. Кроме Пантолеона тут больше никого нет. Десять минут назад закончилось занятие по анатомии и ученики покинули школу. Многие уже не думают о том, что только что слышали от наставника.
Но Пантолеон вспоминает каждое слово. Перед ним разрезанное тело смуглого бородатого сирийца. На соседней каменной тумбочке поднос, где все еще лежат окровавленные инструменты – скальпели, пинцеты, ланцеты, крючки, костяные щипцы.
Евфросин в течение часа рассказывал своим ученикам о системе пищеварения, вскрыв труп. Мокрые кишки до сих пор лежат на большом блюде, распространяя отвратительный запах.
Когда тело портится, оно становится ядовито, – вспомнил Пантолеон и подошел к трупу почти вплотную.
В отличие от большинства учеников он никогда не испытывал тошноту при вскрытии. Вполне вероятно, что оказавшись на войне, среди солдат, которые получают тяжелые раны, он превратился бы в незаменимого походного врача. У него изумительная сдержанность.
Низко наклонившись над телом, Пантолеон осторожно прикоснулся к поверхности сердца. В этой части человека живет дух! А сейчас труп лишен божественного начала.
– Удивительно! – пробормотал Пантолеон, сдвинув брови.
Прежде больных лечили в храмах Эскулапа. Жрецы возносили молитвы, пели гимны, приносили жертвы, и иногда люди выздоравливали. Но исцелял ли их Эскулап? Пантолеон в этом сомневался.
– Почему ты задержался? – резко спросил Евфросин.
Вздрогнув, юноша вскинул голову.
– Мне было интересно, – признался он.
– Что именно так тебя заинтересовало, Пантолеон? – осведомился Евфросин.
Он стоял в нескольких шагах от тумбы, на которой лежало вскрытое тело. Пантолеон все это время был так увлечен изучением анатомии, что не замечал его.
