– О, нет! Учись! Ты сможешь лечить тела своими снадобьями! Но если твоя душа захочет, дабы тебе содействовал Господь, просто попроси Его! – улыбнулся Ермолай.
В течение нескольких минут Пантолеон размышлял над всем, что услышал от пресвитера.
– Я бы желал узнать больше о христианстве, – проговорил он, наконец.
Рад это услышать, – молвил Ермолай. – приходи ко мне в любое
время. Постучи в ворота и спроси Ермолая. Я буду счастлив рассказать тебе о Христе.
– В таком случае я непременно приду к вам, – сказал Пантолеон. – Что-то словно подсказывает мне, будто христианство- это имело та религия, которая ведет нас к Богу.
Попрощавшись с Ермолаем, он вновь продолжил идти к дому отца. Уже начало темнеть. Улица лежала в густых южных сумерках.
Ермолай долго провожал взглядом солнце. Он верил, что не ошибся в Пантолеоне.
В тот вечер пресвитер рассказал двум своим собратьям по вере о знакомстве с молодым учеником врача Евфросина.
Перед обрядом богослужения они сидели в глубине сада за каменным столом и ужинали сыром, лепешками, свежими оливками и вином.
– Меня глубоко покорил этот юноша, братья, – говорил Ермолай. – И я словно ощутил само вмешательство Всевышнего, который повелел мне обратить его в христианство.
– Ты очень рискуешь, Ермолай, и нас подвергаешь опасности, – угрюмо ответил Ермипп. – Ибо юноша, судя по твоим речам, воспитан в семье язычника! Мне приходилось слышать о суровом нраве этого Евстрогия! Если ему станет известно о том, что его отпрыск общается с христианами, нам не жить.
Трапезу озаряло несколько масляных ламп. В глубине сада громко стрекотали цикады.
Я знаю, что Пантолеон особенный человек, – тихо произнес Ермолай, вертя в руке оловянный стакан с разбавленным вином. – И он нужен Богу.
Но Ермипп с сомнением покачал головой. Это был человек средних лет, с грубым¸ смуглым лицом на котором возбужденно горели его огромные глаза навыкате. Очень густые кудрявые волосы он носил распущенными, и они спадали ниже его крепких, физически развитых плеч.
– Ты сам не ведаешь, что сделал, – молвил он. – Теперь каждый день мы должны бояться того, что в мои ворота постучат стражники.
– Скажи, Ермипп, ты веришь в Бога?! Я чувствую, что обращая Пантолеона, выполняю его волю! Если ты достойный христианин, то прими все происходящее как должное! В конце концов, возможно, что нам действительно не удалось бы вечно прятаться среди твоих абрикосовых деревьев! – резко произнес Ермолай.
– Неужели обращение этого почти незнакомого тебе юноши важнее твоей собственной жизни?! – воскликнул Ермипп.
Пресвитер поставил стакан, расплескав вино.
– Прекрати, Ермипп! Мы не трусы! Да, мы соблюдаем осторожность, живя в твоем доме. Но если вдруг понадобится пожертвовать собой ради воли Всевышнего Творца, мы пожертвуем. В моей душе нет колебаний.
Ермипп ничего не ответил
– Анфим обнаружен солдатами в горах Каппадаонии, – вдруг едва слышно приговорил Ермократ. – Я узнал об этом сегодня, когда покупал в городе новое колесо для масляного жернова. Народ весь день обсуждает его арест.
– Не может быть! Анфим взят под стражу! – горестно воскликнул Ермипп.
Тебе известно как это случилось? – спросил Ермолай, стараясь не утратить самообладания, подобно Ермиппу.
– Да, – пробормотал Ермократ.– Солдаты нашли его в пустынной местности. Он оказал им гостеприимство, щедро накормив их, а затем признался им., что он и есть пресвитер Анфим. После этого его доставили в Никомидию. Вчера Диоклетиан лично беседовал с ним, предлагая отказаться от веры во Христа, но он остался непреклонен.
