Папа для Ромашки - страница 14



– Я сейчас, Маш. Иди к маме.

– Я тебя подофду.

Мне остается только догадываться, как он там переодевается при ней со своей физиологией.

– Все, я готов, идем, – Рома за руку с Машей спускается по лестнице со второго этажа. Рома тоже в джинсах, спортивной худи. Ему идет, как и всегда. Ну вот почему он красивый такой? Зачем это все? Нельзя было просто надеть балахон…

Нам зачем сейчас привлекать внимание? Не хватало еще встретить кого-то. Тьфу-тьфу-тьфу.

Рома быстро накидывает куртку. Снимает заодно Машину и подает ей. А она разворачивается к нему спиной и как леди подставляет руки, чтобы помог надеть.

Я поджимаю губы, чтобы не рассмеяться над ними. Он что, не видит, что им манипулируют? Причем, она ж не знает науки никакой, у нее это само как-то получается, по- деловому.

Рома улыбается сам себе, но идет у нее на поводу – помогает одевать курточку.

Мы идем из дома в гараж. Рома открывает заднюю дверь Маше.

– Ты где сядешь? – кивает мне.

– С Машей сяду.

– Точно?

– Да.

Вычеркнуть то, что мы знаем о проблемах друг друга тоже нельзя. Но я со своей справилась. Он, даже не знаю…

Когда-то меня укачивало от поездок на заднем сидении, но когда психолог раскопала причину в моем детстве, я смогла избавиться от этой проблемы.

Выезжаем из нашего грустного двора в сторону города. Вроде тут все аккуратно, в снегу, но праздника не хватает. И, если бы его ни у кого не было, это одно… а так, за воротами нашего двора, начинается настоящая сказка. Соседний дом украшен белыми и синими огнями. Как царство снежной королевы. Следующий, наоборот – разноцветными гирляндами завешен весь дом по контуру, огни отражаются на поверхности снега и в окнах, кажется что их в два раза больше. Маруся, как завороженная на это все смотрит. Так непосредственно радуется каждому моменту. Не думает о прошлом, не думает о том, что будет завтра. У нее есть только сейчас. И в нем она или плачет, или радуется, или узнает что-то новое.

Рома трет пальцами переносицу. Устал, а тут Маша еще с этой елкой.

Я поднимаю руки, чтобы сделать ему массаж, но на полпути торможу. Это будет выглядеть странно. И не правильно. И я не хочу, чтобы мне на это еще и указали.

Рома так ничего и не рассказал по поводу меня. Что узнал, если узнавал, конечно, что-то. Я сама не лезу, доверяю. Когда надо будет, расскажет.

– Ёма, – Маша просовывает свою мордочку между сидений, – а у тебя песийки есть? – выразительно смотрит на него.

– Пёсики? – переспрашивает ее, на секунду оборачивается на нее и снова на дорогу. Погода еще такая. Снег опять пошел и метель. Машины постоянно встречные с ближним светом. Не лучшее, конечно, время для поездки.

– Песенки, – поправляю.

– Песенки есть, – усмехается Маше и включает радио. – Тебе что включить?

– Цаица. – Я улыбаюсь и прикрываю рот рукой, чтобы не рассмеяться. Наслушалась уже и запомнила. Теперь мне это выльется.

– Ммм? Это что, Маш?

– Ну, Цаиця! – Старательно выговаривает, но все равно ничего не понятно.

– Я не понимаю, Маш. Что это?

– Ну, цяиця, – Маша уже руками себе помогает, чтобы он понял.

– Варь, что это за хр… – откашливается, – короче, что это?

– Царица.

Рома с таким выражением лица поворачивается к Маше. “Них** себе ты песни слушаешь, девочка”.

– Это Аллегрова что ли?

– Нет, там императрица. Это Асти, “Царица”.

– Да-да–да–да–да, – требует Маша и улыбается довольно. Ради одной этой улыбки, так похожей на Ромину, можно выполнять ее просьбы.