– Все. Держи только крепко, а то улетит.
– Нет. Это тебе, – машет ладошками.
– Мне? – растерявшись, перебираю веревочку пальцами. – Почему? За что? А как же ты? Он же твой… Папа ругаться будет…
– Не будет. Это доблое дело, за доблые дела не лугают.
– Надо же… – растроганно хлопаю глазами.
– Его Петлюшей зовут.
– Петрушей? – уточняю. Кивает. – Здорово… Спасибо тебе. А я… – спохватываюсь, – я тоже тебе хочу сделать подарок. Подожди секунду.
Зажав ленточку от шарика, открываю сумочку, шарю в ней. Где же она, где? Ведь была.
Вот!
– Держи, это тебе. Подарок, – раскрываю ладошку.
– Ух ты–ы! – тянет восхищенно, округлив глаза. – Это мне? – улыбаясь ее неподдельному восторгу, моргаю. – Класивая… – несмело дотрагивается пальчиком.
Эту заколку я покупала себе сама. Два блестящих позолоченных листика влево, два вправо. Оба густо украшены розовыми стразами. Между ними волна из розового жемчуга. Увидела ее и влюбилась с первого взгляда, взяла не раздумывая. И сейчас от всего сердца дарю ее маленькой доброй девочке. На счастье.
– Она твоя. Хочешь, я тебе ее приколю?
– Хочу.
Подставляет мне голову и кажется, не дышит, пока я осторожно прикалываю заколку сбоку от резиночки.
– Класиво? – спрашивает довольная, крутя головой.
– Очень! Тебе идет. Как тебя зовут, солнышко?
– Тая.
– Тая, Таечка… Какое красивое имя. А меня…
– Тася! Таисия!
Над головой у меня как гром среди ясного неба прогремел встревоженный мужской голос.
– Я тебя потерял! Ты почему убежала? Я же просил не отходить далеко!
Мужчина бросил на лавку рядом со мной мороженое в упаковке, сам стремительно опустился на корточки перед дочкой. Сурово сдвинув к переносице брови, начал вертеть малышку в разные стороны, проверяя на целостность. Руки как крылья коршуна – укрывают, защищают дочь ото всех. Еще бы, при таких–то габаритах. А дочь дюймовочка.
Они похожи. Мимика один в один.
– Папочка, я делала доблое дело! – растопырив пальчики, с детской непосредственностью громко объясняет ему Тая.
– Это не повод убегать от меня! – выговаривает ей строго.
Вижу, еле сдерживает эмоции. Внутри его колотит.
– Не ругайте, пожалуйста, девочку, – заступаюсь за нее, – она…
Но меня не слушают и не слышат. Мужчина, бросив на меня короткий недобрый взгляд, подхватывает дочь на руки и быстрыми шагами удаляется. Очень скоро его высокая крепкая фигура теряется в толпе.
Нет, ну вообще уже! Как–то по–хамски. Ни здрассте вам, ни до свидания, ни спасибо, что за девочкой приглядела.
– Невоспитанный папаша, да, Петруша? – жалуюсь шарику. – И в кого только у него дочка.
Петруша улыбается мне широкой улыбкой, скачет и подмигивает.
Рядом лежит забытое мороженое.
– Вот, посмотри, я поседел, пока тебя искал! – наклоняю голову к дочери, раздвигаю пальцами волосы.
– Так и было, – косится, надув губешки. Ручки на груди сложила, характер показывает.
А меня колотит внутри, накрывает кошмарными сюжетами, где один ужаснее другого. Финал у всех один – я ее потерял! Мою малышку. Смысл жизни. Самое дорогое, что у меня есть.
Вся жизнь перед глазами промелькнула – от узкой коробочки с бантиком, которую мне вручила Вита, в ней оказался тест с двумя полосками. До первых невнятных звуков моей доченьки, в которых я пытался уловить слово «папа». И даже сегодняшнее утро с ее петухами и отпадным нарядом.
Первый порыв был, когда я ее нашел, – наорать, дать хоть раз в жизни по жопе, чтобы запомнила на всю жизнь, что так делать нельзя. Еле как взял в себя руки, приглушил страх, злость, сделал лайтовое внушение, а она, понимаешь ли, делала доброе дело! Ревущую женщину успокаивала! Ту самую, из серой машины. Замужнюю.
