Я ее узнал, но жалости не испытал, все потому, что мысли были заняты Таськой. Схватил дочь в охапку, полетел в машину. Это сейчас до меня дошло, как по–идиотски выглядел мой побег со стороны, а в тот момент ни о чем не думал, только о том, что дочь со мной и я ее от себя не отпущу.
Вообще какие были мысли у той женщины, вдруг она причастна к киднеппингу и специально втиралась в доверие моей малышки? Мне становится дурно, давление подскакивает.
– Тася, нельзя убегать от родителей! – взрывает меня от эмоций. – А если бы эта тетя тебя куда–нибудь увела?
– Куда?
– Ну не знаю. К себе.
По глазам вижу – не боится. Не знает мой ребенок, что под красивыми оболочками запросто могут скрываться маньяки.
– Она плакала, я ее утешала. Петлюшу ей подалила.
Дожили. Воздушным шарам имена даем.
– Помогло? Утешилась?
– Да.
Ладно. Дыши, Тимур, дыши, все обошлось. Дочь с тобой, жива, здорова, в меру весела. Медленно считаю до десяти, пульс успокаивается, я стабилен.
Во всей этой суматохе я забыл про мороженое. Бросил его на лавке возле той женщины, там оно и осталось. Но хоть Таська о нем не вспоминает, а то побежала бы забирать.
– Папочка, я класивая? – задрав нос, дочь крутит головой.
Мельком глянув на источник моих нервов, вставляю ключ в замок зажигания, хочу завести машину. Программа минимум выполнена, можно ехать домой.
– Очень красивая. Ты самая красивая девочка, которую я когда–либо видел, – стараюсь, чтобы голос звучал спокойно, без тех всполохов, что еще нагоняет мое воображение.
– Не–ет, ты получше посмотли, – требовательно.
Оставляю ключ в покое, внимательно рассматриваю дочь. В волосах блестят стразы!
– Откуда у тебя это украшение? – наклоняюсь, рассматривая. Дома отродясь таких заколок не было.
– Та тетя подалила. Она доблая.
– Точно подарила? Или ты выпросила в обмен на Петрушу?
– Подалила! Она сказала, что ей она не нужна.
– Хм. Ладно. Ты спасибо той тете хоть сказала?
– Ой… – мгновенно расстроилась, – забыла! Папа, пойдем сколее, она, навелное, ещё там, на лавочке в палке, моложеное наше ест. Только ты на нее за моложеное не лугайся, пусть ест.
Говорит, а сама суетится, ремень автокресла дергает, отстегнуть пытается. И про мороженое вспомнила!
– Тася, Тася, подожди. Таисия! – строго окрикиваю дочь.
Замерев, глазенки свои небесно–голубые выпучила. В них ожидание действий. Откажу – заревет. И не будет мне прощения!
На секунду мне кажется, что на меня смотрит Вита, сердце сжимается.
Дочкины губешки дрожат. Женские слезы ни в каком виде не выношу.
– Я помогу. Подожди.
Вытащив ключ из замка зажигания, выхожу из машины. Обхожу ее, освобождаю дочь от ремня. Беру на руки.
– Сколее, папочка! – подгоняет Таська.
А я и так шагаю семимильными шагами!
В парке народу стало еще больше. Обгоняя, протискиваясь, скрипя зубами, тороплюсь к той лавочке.
Наконец добираемся до нее.
Нет, я, конечно, предполагал, что так будет, но все равно разочарован. Исключительно потому, что не поблагодарил женщину за то, что присмотрела за Тасей и сделала ей подарок.
На лавочке, где я нашел свою дочь и оставил мороженое, теперь сидят две старушки, о чем–то оживленно разговаривают, наверное, давно не виделись. А нашей знакомой незнакомки не видно.
– Нету… – Тая чуть не плачет.
– Нету.
Кручусь вокруг оси, выглядывая черноволосую голову. Есть похожие, но все не то. То волосы короткие, то длинные, то кудрявые. И что самое интересное, Петруши нашего не видно тоже, а он был отличным ориентиром для потеряшки.
