или заставить его замолчать потерпели неудачу. Предложение Дракона набросить на череп кусок ткани не нашло отклика, и только Ледяной Монах заметил, что череп – это не канарейка, и что он привычен к темноте, а, кроме того, ему безразлично, слушает его кто-нибудь или нет, он просто вещает и всё. Карма у него такая. Предложение закопать череп на близлежащем кладбище вызвало определённый энтузиазм и даже было исполнено, но, не успели мы устроиться на обочине, чтобы отметить похороны неупокоенного доселе фрагмента Сюнтэя, как прибежал здоровенный детина, назвавшийся смотрителем кладбища и пообещал написать жалобы и сёгуну, и императору, потому что наша компания подрывает его авторитет, и что череп мы подбросили исключительно
из вредности для воскрешения покойников, каковые уже выбираются из могил, пугая окрестных крестьян. Мы попытались утопить череп в реке, но к нам пожаловала делегация каппа
и торжественно поклялась закормить нас до смерти огурцами, если мы не прекратим бросать в реку всякую говорящую гадость. Нобутаро было предложил подкинуть череп в весёлый квартал,
и даже взялся собственноручно это исполнить, но потом нам пришлось убегать от целой толпы разгневанных самураев, которые грозились поотрубать нам все выступающие части тела тупыми мечами, дабы нам неповадно было лишать их законных удовольствий. Мы попытались утопить череп в фуро, но Рыба в категоричной форме выразил протест, дескать череп пускает пузыри,
и Рыбе от этого щекотно. И даже простые попытки выкинуть череп не помогли – он просто-напросто катился за нами. Ледяной Монах не принимал участия в наших попытках избавиться от этого зловредного предмета, поскольку, по его утверждению, он как монах ничего против лотосовой сутры, особенно читаемой столь благозвучным голосом, не имеет.
– Хорошо ему, – канючил Дракон, – а у меня уже голова болит, и блохи нервничают, у них же режим дня, им сейчас спать надо.
– А ты им скажи, что это такая специальная буддийская колыбельная, – добросердечно посоветовал Нобутаро, и затянул тоненьким голоском: – спят усталые драконы, блохи спят…
– Ты его нашёл, ты и успокаивай! – обиженно зашипел Дракон и отстал на безопасное расстояние. Вскоре к нему присоединился и я, и весь оставшийся путь до Камакуры мы с ним провели в блаженной тишине.
К Камакуре мы подъехали на рассвете. И тут из-за поворота нам навстречу показался знакомый ужё силуэт, похожий на копну рисовой соломы.
– Отдайте бадейку, злодеи! – на удивление трезвым и плаксивым голосом затянул он.
Мы с Драконом переглянулись. Перед нами замаячил выход: живьём брать демона.
– Вот твоя бадейка! – с радостным воплем Дракон схватил череп и нахлобучил его на голову обалдевшего сёдзё.
– Наму мёхо рэнгэ кё! – громовым голосом проревел череп. Сёдзё издал странный звук
и исчез.
– Банзай! – завопил Дракон, – получилось!!!
– А что сейчас будет происходить в покоях князя Эмма… – задумчиво произнёс Ледяной Монах, – как бы нас не обвинили в потрясении основ мироздания. Это будет хуже, чем пьяный борец сумо в гончарной лавке. Ну да на всё воля Будды.
Довольные, что избавились от настырного черепа, мы двинулись прямо в храм. В лучах восходящего солнца статуя Большого Будды довольно улыбалась, и три сотни монахов благоговейно отчищали её от мирской пыли шёлковыми тряпочками. Пятьсот монахов хором читали нараспев сутру лотоса. Дракон сдвинул парик на затылок и завыл «Наму мёхо рэнгэ кё!», подражая монахам. Пение резко смолкло, и монахи повернулись к нам.
