– Кажется, сейчас будут бить, – прошептал Нобутаро, – и, возможно, ногами…
Но его опасениям не суждено было сбыться. Монахи, потарщившись на нас положенное время, почему-то возликовали, и, окружив Дракона, принялись кланяться и робко подталкивать его к статуе Большого Будды. Тут же появился настоятель и объяснил нам причину такой радости монахов: оказывается, существовало пророчество о том, что когда сутру лотоса прочитает
не-человек, статуя Большого Будды оживёт и будет разговаривать с послушниками. Дракон же превратился в центр внимания. Монахи натащили ему охапки хризантем, и он блаженствовал.
– Отлично, – прошептал мне на ухо Ледяной Монах, – пока они будут отвлечены, мы достанем свиток.
Однако мы ничего не успели сделать, как сам настоятель важно пригласил нас принять участие в утренней беседе. Отказываться было невежливо, и мы прошли в трапезную. Нас усадили на почётные места, Фуроко-сан удостоился того, что ему налили полное фуро чая, благо,
не горячего. Со двора доносился прочувствованный рёв Дракона «Наму мёхо рэнгэ кё!», настоятель важно перебирал чётки, Нобутаро утащил со столика поднос со сладостями и, спрятавшись за фуро, довольно чавкал.
– Сказано было древними: молитесь, и воздастся вам, – после продолжительного молчания молвил настоятель.
– А то! – подал голос Нобутаро.
И тут я обратил внимание на голову настоятеля, точнее, на его бритую макушку, которая сверкала подобно глади озера Бива в ясную погоду. «Уж не тот ли это знаменитый лысый парик?» – подумал я. И тут, словно прочитав мои мысли, Ледяной Монах обратился к настоятелю:
– Некоторое время назад, когда мы были в Киото, мастер, живущий в воротах Расёмон, просил передать вам, что ваш заказ готов.
– Чудесно! – обрадовался настоятель и, перехватив мой взгляд, добавил: – все мы несовершенны, но очень не хочется быть такими… Пожалуй, я расскажу вам одну историю. Один из дзэнских патриархов как-то заметил, что у одного из монахов макушка сверкает ярче,
чем у остальных. И спросил патриарх у монаха: «Отчего твоя голова отличается от голов твоих собратьев?». И ответил ему монах, что каждое утро, вознеся молитвы пресветлой тысячерукой Каннон, он берёт простой деревянный гребень и в течение целой стражи причесывается, думая
при этом исключительно о грядущем совершенстве всего сущего. «Но зачем?» – вопросил патриарх, – «ведь голова твоя такая же гладкая, как зеркало богини Аматэрасу». «Причесать волосы может каждый» – с лучезарной улыбкой ответствовал монах, – «а вот причесать лысину дано не всякому». И задумался патриарх, и почесал свою бритую макушку, и собрал монахов, и спросил: «Что монах видит там, где мирянин видит лысину монаха?»
– А што шталось ш тем монахом? – с набитым ртом прошамкал Нобутаро.
– Он перед вами, – скромно сказал настоятель.
В это время рёв Дракона прервался, а со двора донёсся шум и знакомое по прошедшей ночи гудение сутры лотоса. Мы повскакивали со своих мест, настоятель с растерянным видом стал крутить по сторонам своей круглой головой, а Нобутаро чуть не опрокинул фуро с чаем.
– Что это? – спросил настоятель.
– Это один наш знакомый сёдзё пожаловал, – ответил ему Ледяной Монах, – кажется, его опять выставили из преисподней. Уже второй раз за последнюю неделю.
– Сёдзё? В моём монастыре?! – взвыл не своим голосом настоятель и, схватив патриарший посох, резво побежал к статуе Дайбуцу. Мы, естественно, поспешили за ним.
