Кадык мотался по шее. Вверх-вниз. Вверх-вниз. Замирал. Не двигался. Снова скакал туда и обратно. Застревал наверху. Проваливался внутрь.
– Девушка, вам плохо?
– Нет.
Не было ни марева, ни точки, ничего. Только Ася, ее улыбка, проводник и поезд.
– Если что, обращайтесь.
– Хорошо.
«И где тут хорошее?»
Улыбка ушла с проводником.
«Что это опять было?..»
Ноябрь притворялся зимой. Платформу заметали смерчи вьюги. Крохотные – не осилили бы домик. Не отправили бы в сказочную страну, где выдадут мозги, сердце и храбрость.
Что бы выбрала Ася? Мозги б ей пригодились. Они бы давали видеть в поезде поезд. В человеке – человека. В книге – книгу.
Люди кутались в не по погоде короткие куртки, подволакивали чемоданы, жмурились.
Ася наблюдала за их противостоянием вьюге. Отворачивалась от утробы вагона, кишевшего пассажирами.
– Добрый день!
– Здравствуйте!
Мужчина ловко закинул поклажу на полку. Одернул свитер на пузе, пригладил бороду и уселся рядом.
– Михаил.
– Ася.
– Куда едете?
– Как ни странно, в Питер.
– Как ни странно, я тоже.
Формально посмеялись.
«Значит, нам по пути, – нормальная же фраза? Скажи. Сюда подойдет».
– Домой или в гости?
«Ну вот, уже поздно. Нечего было тормозить».
– Не домой.
– Москвичка?
– Да.
– А я из Питера. Был в командировке, вот теперь возвращаюсь.
Михаил снова пригладил бороду. И пузо. Заботливо, будто у него в нем сидел ребеночек. Переваривался. Сучил ножками.
– Конференция для преподавателей была.
Поезд медленно ожил, платформа стала отъезжать. Со своими смерчами, провожавшими и вокзалом.
– Вы учитель?
– Да. По физкультуре.
«Можно смеяться? Обидится, наверно».
– Все обычно смеются, когда узнают.
«А я не посмеялась. Это хорошо или плохо?»
Полились физкультурная философия, школьные истории, козлы, упоры лежа, скакалки.
Ася слушала. В нужные моменты кивала. Потом кивала в ненужные. Потом козлы смешались с философией, и уши милосердно упускали половину рассказов.
«Ого! Нихрена себе».
В носу Михаила был волос. Большой, длинный и черный. Губы под носом трепыхались, шевелили бороду и усы, а черный волос величаво выглядывал из ноздри и наслаждался полученным вниманием.
«Вырвать? Можно подстричь. Или поджечь! А тогда борода не сожжется?»
Михаил выклянчил улыбку.
– Да-да! Так и было! – ухнул он и заколыхался, как барабан стиральной машинки.
Ася очухалась.
«Блин, о чем он?»
– Ну а вы-то, Ася, зачем в Питер едете? А то я все о себе да о себе.
– Да… так… просто…
– Отдыхать?
– Отдыхать.
– Отдыхать – это хорошо. Хорошо-о-о. А вы не учитесь?
– Я давно закончила.
Мохнатые брови подпрыгнули, потом расслабленно опустились.
– Я, в смысле, в институте.
– Я же говорю, давно уже закончила.
– Закончили?
Копченые колбаски пальцев заелозили друг по другу.
– Закончили, значит?
– Ну… да… а что?
– Я просто думал, вы совсем юная. Девушек, конечно, о возрасте не спрашивают…
– Мне двадцать восемь.
«Еще бы паспорт показала».
– Да вы что?!
Волос в носу удивленно вскинулся. Ася растеклась по сиденью от трепета невысказанного комплимента.
– В жизни бы не подумал, что у нас всего три года разница.
Внутренние овации утихли. Ася поелозила из стороны в сторону, почесала руку обгрызенными ногтями и одернула рукав. Пониже.
– А вы не замужем?
– Нет.
– Может, чаю? Мне что-то чаю захотелось.
– Нет, спасибо.
– Горяченького, а?
– Нет, я не хочу, спасибо.
– Да ладно, самое время для чая.
И правда, может, Михаилу лучше знать? Все-таки учитель. Когда пить чай, когда не пить.
