– Серёжа, мой дорогой, скажи мне, а как ты себя чувствуешь?
Простой вопрос этого доброго старого священника взорвал меня изнутри мгновенно, слёзы душили сначала внутри, а потом хлынули из глаз вместе со страшным воплем:
– Батюшка! Я не хочу жить!!! Я не знаю, зачем, как жить! Мне больно! Мне очень больно, у меня больше нет сил.
Я рыдал и выл: «У меня дальше нет сил». Сидел в кресле, положив голову на руки, которыми упёрся в стол, и плакал: «Я не знаю, зачем всё это вокруг, я больше не могу всё это терпеть». Слёзы, как ручейки, бежали и бежали из моих глаз. Как будто где-то внутри сняли заглушку, что-то отверзлось – и я не мог остановиться. Никогда в жизни я не рыдал. В детстве я плакал, когда разбивал коленку, ну, может быть, ещё пару раз я плакал, когда отец наказал меня ремнём за плохое поведение в школе.
Потихоньку я стал успокаиваться. Из стопки салфеток на столе я использовал все, вытирая слёзы и сопли. Как же так: я, здоровый и сильный мужик, а веду себя как маленький мальчик в комнате практически незнакомого мне человека? Что-то страшное происходит со мной. Надо успокоиться. «Сергей, возьми себя в руки. Успокойся». Я вытер глаза уже последней салфеткой со стола и взглянул на старца. Он сидел неподвижно, глаза его были прикрыты, руки его перебирали чётки, губы еле-еле двигались. Он что-то шептал. Я успокоился. Слёзы перестали бежать из глаз. Я замолчал и медленно выдохнул. Всё. Я взял себя в руки. Отец Силуан продолжал сидеть неподвижно, и губы его продолжали шептать, но теперь я смог различать отдельные фразы:
– Господи, ты же благ и Человеколюбец! Помилуй раба твоего Сергея. Господи, помоги рабу твоему Сергею. Господи, не остави его, Господи, помоги. Господи, помоги.
Я затих и я с удивлением слушал эти странные для моего слуха слова молитвы. До меня дошло теперь, что пока я здесь рыдал, батюшка молился за меня невидимому для меня своему Богу. Он молился за меня.
Моё дыхание стало спокойным, ровным, внутри не осталось и следа беспокойства, боли, страха, тревоги. Моя душа постепенно стала приходить в состояние покоя. Как-то незаметно стало легко и спокойно – это было то состояние моей больной души, которое я потерял несколько лет назад, и вот опять себя чувствую, как в шестнадцать лет. Когда у тебя вся жизнь впереди, ты полон сил, нет тревоги, нет страхов. Просто ты счастлив. Счастлив не потому, что что-то произошло, не потому, что ты чем-то обладаешь, счастлив не потому… а просто счастлив. A скорее всего, это тихая радость. Тихая радость от чего-то необъяснимого. Я чувствовал, что в груди нет пустого места, всё было заполнено тихой радостью, спокойствием и надеждой на то, что это состояние моё теперь будет всегда. И в это время батюшка сидел с закрытыми глазами и продолжал шептать молитвы.
Я теперь имел возможность рассмотреть отца Силуана. Он был уже весь белый от седины, белый как лунь. Так иногда говорят. Черты лица были правильные, нос прямой, только под глазами я заметил две бороздки-морщинки, которые странным образом шли от глаз вниз до средины щёк. Батюшка открыл глаза и сказал негромко, но уверенно и решительно: «Аминь». Как бы подводя итог своих молитв. Мы смотрели друг на друга – глаза в глаза. Прошло несколько секунд в молчании. Тишину нарушил вопрос старца:
– Как ты себя чувствуешь?
Я хотел ответить, но вместо этого вдохнул и медленно выдохнул. Я не смог выразить словами то состояние, в котором парил сейчас над землёй. Мне было так легко, что, наверное, стоило подпрыгнуть – и я бы полетел. Такая лёгкость во всём теле, а на сердце – тихая-тихая радость. Но тогда я не смог бы объяснить это состояние своими словами. Батюшка улыбнулся и сказал мне:
