Пастух и Ткачиха - страница 25



– Вы правда развелись? – внезапно спросила Ханна.

– По нашему закону, – пояснил Нью-Ланг, – брак считается расторгнутым, если один из партнеров пропал больше трех лет назад. А я должен был пропасть. Это основное требование моей работы. Если бы я женился по своему выбору, ситуация бы не изменилась.

– Ясно, – медленно сказала Ханна.

– Мой штраф оплачен, – заговорил Нью-Ланг после паузы, – и теперь я добровольно расскажу вам третью историю – о Нью-Ланге и Дше-Ню, пастухе и ткачихе.

Наши крестьяне – неутомимые рассказчики. И это, наверное, самая старая история. По мнению французского китаеведа Марселя Гране, она дошла до нас из доисторических времен так называемой экзогамии, брака сыновей и дочерей из разных деревень, их разделения для труда и постоянных разлук за исключением встреч во время коротких религиозных праздников.

– Понятно, – бесцветно сказала Ханна.

– Китайский крестьянин, – пояснил Нью-Ланг, – не делает особых различий между собой и своими богами. Они – такие же земледельцы, как он и его семья, только черты лица у них немного тоньше, дух крепче, страсти благороднее – такими люди видят себя в несбыточных мечтах. Китайский крестьянин уверенно смотрит в небо и называет Млечный Путь серебряной рекой, считая его продолжением Хоанг-Хо, на берегах которой лежит его деревня. Он фантазирует о таких же деревнях на берегах серебряной реки, только чуть более красивых и воздушных, и в двух таких звездных поселениях год за годом разворачивается мимолетная, но вечная история любви пастуха и ткачихи.

– Продолжайте, – попросила Ханна, протягивая раскрытые ладони, словно история была осязаемым подарком.

Тихими, вдохновленными пальцами Нью-Ланг начертил на ее ладонях созвездия Орла и Лиры.

Белоснежные руки женщины были длинными и узкими. Темно-золотистые руки мужчины – еще длиннее и уже.

– Европейцы видят здесь лиру, а мы, китайцы, – женщину, сидящую за ткацким станком. А здесь, на другом берегу серебряной реки – пастуха, ведущего буйволицу на пастбище.

Нью-Ланг и Дше-Ню любят друг друга, но между их деревнями протекает Млечный Путь, и им приходится работать отдельно. Только раз в году, на седьмой вечер седьмого месяца, небесные птицы строят мост, трепещущий, красочный мост из птичьих крыльев, и эти двое могут заключить друг друга в объятия. На следующее утро им приходится расстаться и каждый возобновляет одинокую работу на своем берегу. Он пасет серебристо-серую буйволицу, она плетет шелковые облака.

Уличные певцы-попрошайки до сих пор рассказывают историю божественной пары, наполовину напевая и наполовину декламируя, а маленький помощник отбивает ритм тонкой бамбуковой погремушкой:

Лунный свет, сваха, ты ярко блистаешь,
Инь и Ян ты соединяешь.
Дше-Ню и Нью-Ланга ты озаряешь,
Что на двух берегах стоят,
Только лишь друг на друга глядят.
Ты укрой нашу горькую долю
В своем серебристом подоле.

Или поют:

Мы с тобою всего лишь пешки
Во власти старых богов.
Краток наш утешенья глоток
В океане звездном безбрежном
А потом снова путь наш таков:
Мне на запад, тебе на восток.

– На самом деле, – объяснил Нью-Ланг, – вторая песня менее характерна. Феодализм внес неверные интонации. По народной традиции, они не чувствуют себя пешками высших сил. Они расходятся из свободного чувства долга, желая посвятить себя работе, в которой заключен смысл их жизни.

– Понятно, – повторила Ханна.

– Третью песню поют женщины, призывая Дше-Ню, как покровительницу ткачества и шитья: