– Расстреливать не будут, – улыбаясь, продолжила «Аксинья», – но оштрафуют. Лишат тех копеек, что ежемесячно зачисляются на счёт.
– Так ещё и зарплату платить будут? – обрадовался Илья, – А я думал, что работа за жильё и еду.
Костя отмахнулся:
– Это совсем небольшая сумма. Раз в неделю сюда прилетает левитрѐйн-лавка. Привозит средства гигиены, сигареты, сладости, семечки. Вот на такие мелочи той зарплаты только и хватает.
– Хорош болтать, – занервничал кто-то в толпе, образовавшейся вокруг новичка. – Скоро стемнеет. Ещё успеем познакомиться и наговориться.
Все засуетились. В глазах новых знакомых Илья увидел страх. Нервно вскинул брови:
– А что, что случится, когда стемнеет?
– Идём быстрее! – куратор схватил рюкзак новичка и быстро пошёл механической походкой, таща за рукав Илью, еле успевшего подцепить ручку чемодана. – Переночуешь у меня, поедим, расскажу всё, что знаю, а утром займёмся твоим устройством.
Они почти бежали, тяжело дыша. Тут и там в домах захлопывались двери. Илье передалась общая паника.
– У тебя много металлических предметов? – тяжёлая походка куратора перешла в хромоту. Он метался по своему дому, закрывая ставни на окнах, входную дверь на засов.
Илья, уже ничему не удивляясь, похлопал себя по карманам, осмотрел рюкзак. У чемодана выдвижная ручка из металла, диски на колёсах и кое-что по мелочам.
– Давай, на всякий случай, спрячем тебя и твои вещи в погребе. Не тормози, времени нет! – тяжело сопя и, как показалось Илье, постанывая, Костя спустился в погреб, протянул руки, принимая чемодан.
Они сидели на одеяле, застилавшем пустую нижнюю полку для банок с соленьями. В прохладном погребе пахло сырой землёй, потрескивали свечи. Видно было, что укрытие обживалось не один день.
Костя разлил по кружкам горячий сладкий чай из древнего термоса с китайскими иероглифами. Протянул хлебцы из хитиновой муки.
– Нам здесь сидеть часа три-четыре, – обхватив большими ладонями кружку, подышал над душистым паром. – Я тебя введу в курс дела, чтобы ты потом дурацкие вопросы не задавал.
– Хорошо, – кивнул Илья, с удовольствием отпив. – Где достал? – показал глазами на кружку.
Спросил и понял, что невольно увёл разговор в другую сторону.
– Чай? А-а, то-то! – Костя гордо вскинул голову, – Для нас теперь чай и кофе – роскошь… У бабы Глаши, что на краю деревни живёт, ты должен был мимо неё проходить. Забор ей починил, а она гостинцами одарила: пачку чая из старых запасов, варёную картошку, пару луковиц. Здесь живут три местных жителя: две старухи и дед. Их дроны-наблюдатели не трогают, не мешают разводить небольшие огородики. Питаться-то чем-то надо. Пенсии для тех, кто старше семидесяти, отменили, ну, ты знаешь, – Костя встретился с удивлённым взглядом Ильи. – Нет? Ну, так знай. Ждут, когда старики вымрут от тяжёлой жизни, отсутствия лекарств, врачебной помощи и прочего, что нужно в старости. Нас, кстати, такая судьба не ждёт – до преклонных лет не доживём. Почему? Ты наивный дурачок? Нам тоже теперь медицина недоступна. Ты в это не вникал? Ну-ну, потому что пока здоровый. Пока! – Костя назидательно поднял палец. – А что мы едим? Какую дрянь получаем в бесплатных боксах за то, что чипировались?
Илья задумался, начал загибать пальцы:
– Хлебцы из хитиновой муки, суп-пюре из дождевых червей, паштет из личинок. На десерт суррогат цикория и засахаренные сверчки. «Калорийности этого набора хватает на день для поддержания жизнедеятельности взрослого человека», – процитировал на память надпись на коробке.
