– Ну и что?
– Могила моего предка на кладбище Му-Ель-Ванг-Рюнг. Он командовал целой армией в 16-м веке.
– И что?
– У моих родителей я – одна дочь. Мои дети должны быть корейцами. А еще…
– Что еще?
– Мы с тобой, – Бо-Ми замялась, – просто хорошие друзья.
– Да?
– Я хочу встретить парня, у которого, – Бо-Ми смущенно улыбнулась, – голова бы из-за меня слетела.
– Как в кино?
– Да, – Бо-Ми откинула назад челку и заглянула Джеку в глаза. – Хочешь, познакомлю с русской из агенства. Она тебе понравится.
– Спасибо, – Джек потрепал Бо-Ми по плечу. – Я сам.
– Мы друзья? – она не отрывала от него взгляда. – Как раньше?
– Как раньше.
Джек вышел из задумчивости, взъерошил волосы, допил кофе и налил еще. «Что за напасть с утра, – рассердился он. – Где там Delete?» Но сброс не нажимался и, навалившись локтями на стол, Джек снова ушел мыслями в прошлое.
Жека смотрел вслед Марине. Черная фигура двигалась по фольге луной дорожки, пока не перешагнула границу вытянутой тени общаги. Потом распахнулась дверь, и желтый свет вспышкой осветил ее фигуру в траурной раме проема. «Бах», – словно щелкнул затвор камеры. Точка.
– Хватит, – решительно и громко сказал Джек, отгоняя воспоминания о прошлом, но остановиться уже не мог.
Чувство потери сопровождает человека всю жизнь. И когда люди говорят о бренности существования, они имеют в виду именно это. Все, к чему человек привыкает, все, чем дорожит, все, что любит, рано или поздно заканчивается. Как Глава книги. Или сама книга. И надо учиться жить с этими потерями. Это один из главных законов жизни. Если не научишься, значит, погибнешь. Другого пути нет.
А еще говорят, что клетки организма обновляются каждые семь лет. Это значит, что человек становится совершенно новым и, возможно, даже абсолютно другим. Но что-то всегда остается, что-то, не зависящее от клеток.
Он пятнадцать лет пытался забыть и не смог. К чему тогда обманываться? Надо попробовать. Ведь они теперь полтора раза новые люди.
Пережитые страхи не умирают. Они могут спрятаться в глубинах памяти, замаскироваться под равнодушие или браваду, могут с головой забраться под одеяло повседневных забот или задремать на время, но стоит намекнуть на прежнее, стоит попасть в былые обстоятельства – и вот они, тут как тут, во всей красе, словно не прошли годы, и время не сгладило режущих краев, cловно не залечились ушибы и открытые раны.
Именно такие чувства испытала Марина, когда вернулась от Геры домой.
В квартире было все перевернуто вверх дном. Стулья валялись, а комод cтоял с вывернутыми, точно оттопыренные губы, ящиками. Выброшенное из них белье устилало старенький палас.
На полу и на обоях виднелись капли засохшей крови.
Марина с тоской огляделась по сторонам. Хотелось закричать, завыть от безнадеги и отчаяния.
Она услышала громко текущую воду и пошла в ванную. Там, низко склонившись над раковиной, стоял С. А. Он загребал ладонями бегущую струей воду, плескал в лицо, громко сплевывавл и ругался по-французски:
– С’est des conneries38.
Марина знала, что, если он ругается так, то дела совсем плохи.
– Я пришла, – сказала она, но С. А., казалось, не слышал и продолжал ругаться.
– Я пришла, – повторила Марина громче.
– Слышу, – отозвался он.
– Ленку забрали? – спросила она.
– Да.
– Ты отдал ее! – Марина глядела на С. А., сжимая кулаки. – Вот так взял и отдал?
