Только при нынешнем короле болотным жителям был открыт туда доступ. До этого дальше кухонь да мастерских их не пускали, держали как бесправную прислугу. А теперь добровольцам-аюгави даже позволено собирать военные отряды и участвовать в учениях феосса́ров – королевских воинов.
Ведь они мастерски стреляют из луков. Хорошие охотники и разведчики. К тому же среди них есть искусные знахари, целители и алхимики – один даже открыл лавку в нижних кварталах города.
Большую часть времени аюгави охотятся или собирают травы, ягоды и другие ингредиенты для разнообразных зелий, которые продают в столице. Они живут весьма замкнуто, но, встретив чужаков, всегда готовы им помочь: провести заплутавших через болота, сопроводить праздных, но щедро сорящих деньгами вельмож на охоте или облегчить страдания поражённых недугами с помощью местных настоек и отваров.
– В отличие от уфтабийцев, – с досадой отметила Аэндара.
Это настоящие дикари. Хотя и беззлобные, они гораздо более замкнуты и насторожены, суеверны и в целом совершенно бестолковы.
Они не стоят домов – живут прямо в трясине, целыми днями барахтаясь в студенистой жиже, собирают тленогрибы и охотятся на зыбкопрыгов – маленьких животных с холодной зелёной кожей и длинными лапками, чьё жёсткое мясо едят сырым.
– Зыбкопрыгов, кстати, ты тоже поел, – неожиданно рассмеялась аюгави. – Жареных только.
Эйкундайо едва не затошнило, и он невольно сглотнул.
Аэндара не обратила внимания и продолжала рассказ, постепенно становясь всё мрачнее. Ещё уфтабийцы без меры употребляют пыльцу жёлтой ряски, которая агранисцами используется в качестве сильнейшего обезболивающего средства, и впадают от неё в бессмысленное неистовство: нелепо скачут и корчатся с беззвучным смехом, по-видимому, испытывая обильные галлюцинации.
– Мы стали совсем как учёные горожане. Ни веры, ни обычаев. Забыли, откуда пришли и кто наши предки. Не понимаем собственных преданий. Считаем их детскими сказками. Я надеялась найти на Уфтаби утраченные корни, что ли. Думала, тут мне сразу всё объяснят: и про нереи, и про Первый Океан, и про Суапнила. Надо было плыть на Галахию, – попыталась пошутить она, но глаза её были печальны.
До встречи с Эйкундайо Аэндара провела на острове всего несколько дней, но этого вполне хватило для неутешительных выводов: уфтабийцы – безнадёжно вырождающееся племя. Они не приняли девушку и даже не стали с ней разговаривать. Хотя и не прогнали. Им, казалось, было всё равно. Наблюдая за молодыми аюгави, Аэндара с прискорбием обнаружила, что общаются они в основном с помощью невнятных вскриков и завываний, а некоторые обходятся только вычурными жестами, пуча глаза и высовывая язык. Только жуткая костлявая старуха как-то крикнула издалека, что Суапнил давно мёртв, а мир – сплошное болото, где царит слепая и бессмысленная воля, заставляющая всё живое корчиться в безумной пляске. Что Дом Хюглир пуст, а ключи пропали, и тени мертвецов выходят из гробниц, когда дальние солнца вспыхивают на небе. Когда же Аэндара хотела расспросить её, та нырнула в топь и больше не показывалась.
Девушка вздохнула и замолчала, устремив взгляд за спину спутника, туда, где болотный остров уже скрылся в зеленоватой дымке. Эйкундайо продолжал грести, и лишь тихий плеск нарушал воцарившееся безрадостное безмолвие.
– Суапнил Нерьянирай – это Водный Дух Первого Океана, – сказал, наконец, галахиец. – Он не умер, а только спит. Спит беспробудным сном, в котором сплетаются судьбы мира. Он наставляет нас через шаманов.
