– Что ты собираешься делать?! – В ужасе восклицаю я и толкаю его в плечо.
Но он даже не качнулся, лишь приостанавливается, из-под лобья смотрит на меня, дав понять, что мне лучше заткнуться. Я так и поступаю. Страх перед его убийственным взглядом оказывается сильнее страха неизвестности.
Он снова начинает двигаться к внутренней стороне руки и, не раздумывая, впивается зубами точно в то место, откуда сочится кровь. Ох, нет, это погорячилась моя фантазия. То были не зубы, а его мягкие губы, которые обожгли мою кожу. Его рот крепко сжимает мою руку, и я даже могу ощущать, как вытягивается кровь из сосудов.
Вампир? Нет, это как-то слишком бредово даже для меня. Но не могу удержать себя.
– Ты вампир? – Я с трудом сдерживаю смех. Хорошо, что он не видит, как я сжимаю губы, чтобы не улыбнуться.
– Ты относишь меня к таким слабакам? – Он с чмоканьем отрывается от моей руки, похоже, его развеселил мой вопрос; ну, ещё бы.
Я даже не задаюсь дилеммой о реальности их существования, услышав полноту серьёзности ответа.
– Сам Дракула?
– И с этим пареньком меня не смей сравнивать. – Его губы выглядят чуть пухлее, покрытые рубиновыми каплями, а лицо источает агрессию.
Я оскорбила его этим? Сейчас я думаю не о крови на губах, которая принадлежит мне, хотя это тоже заслуживает внимания, а умиляюсь его гордыне, которую я сумела задеть, видимо недооценив его положение.
– Прояви хоть немного уважения, я сейчас, между прочим, тебе жизнь спасаю.
– А выглядит совсем наоборот.
Едва заметная улыбка мелькает на вызывающем одновременно и ужас и восхищение лице.
– Это ты меня порезал?
Маньяк, никак иначе.
– Да.
Я всё-таки ожидала услышать другой ответ.
– Не трясись! Это меня раздражает. – Его пристальный тёмно-лиловый взгляд предусматривает мгновенное выполнение его слов.
– Извини, но я не могу спокойно сидеть и ждать, когда же ты мне оторвёшь руку или голову!
– Для тебя будет достаточно одного прикосновения.
– Я только надеюсь, что это будет быстро и не больно.
Что я несу? Видимо я пытаюсь защититься словами, раз другими средствами противостоять бесполезно.
– А я разве не упомянул, что спас тебя? – Намёк был с упрёком.
Он отпускает руку и своей тыльной стороной ладони вытирает губы, на которых поблёскивала моя алая кровь, и на которые я не могу перестать таращиться из-за этого. Он неожиданно встаёт и идёт к столу, я не отрываясь и даже не моргая, слежу за ним. Он оказался выше, чем я думала. А его прямая и широкая спина закрывает весь обзор производимых им операций. «Прекрати пялиться!», – говорю я себе. Но глаза словно околдованные, созерцают, как ещё слегка влажные волосы спадают на поднятый воротник. Шёлковая рубашка сидит на нём безупречно, облегая контуры идеальных пропорций, но при этом необъяснимо легка и свободна, а под небольшими лучами света и движениями тела, складки перетекают, колыхаясь, словно волны в чёрном море. Всё в этом человеке одно темнее другого.
Он разворачивается и направляется на прежнее место с бинтом в новой упаковке. Он и аптечку нашёл в нашем доме, когда даже я не знаю толком, где что лежит!
– Нужно сначала закрыть рану стерильным материалом, потом…
– Так сойдёт.
– Не обязательно обматывать всю руку.
– Надо было оставить тебя под дождём! – Отчётливая несдержанность слышится в ответе на мои попытки скорректировать его действия.
Он раздражённо вздыхает, когда я обращаю всё внимание на него в ожидании объяснений всего происходящего.
