Язвительный тон давит на уши, но эта его забота тут же разрушает стены.
Я вылезаю из своего надёжного укрытия, я всё ещё озадачена и не понимаю. Он, видимо прочитав это по моему лицу, захотел разъяснить мне доходчиво.
– Вчера я лишь хотел проверить, правдивы ли слухи.
О чём он говорит? Какие слухи?
– Почему ты не спросишь вслух, а ведёшь диалог у себя в мыслях?
– С чего ты взял? – начинаю отнекиваться, как бы не понимая, о чём он говорит.
– Когда ты рассуждаешь, ты словно погружаешься глубоко в себя, а выражение на твоём лице – оно забавляет.
Уже успев сменить нелепую физиономию, я закусываю губу от неловкости. Я редко замечаю за собой сопровождающие признаки своей мозговой деятельности, чересчур увлекаюсь происходящим и, как он и сказал, погружаюсь в себя, когда мне что-то интересно, пусть даже если это какой-то пустяк или забавная мысль.
– Так какие слухи?
– Поговаривают о женщине, до которой нельзя дотронуться.
– И как это понимать?
Что за бред он несёт?
Лиловые глаза загораются и пронзительно смотрят на меня. Я замечаю малейшее движение и перекидываю взгляд на его закатанный рукав рубашки, обнажающий руку до локтя, следую до запястья и уже совсем близко вижу его длинные пальцы. Они мягко и уверенно прикасаются к моему оголённому из-за непослушного одеяла плечу. Меня пронзает током, а он тихо, почти шепотом произносит.
– Вожделение.
Я не могу издать ни звука. Я снова чувствую, как кровь приливает к щекам. Я собираюсь отдёрнуть плечо, но парень опережает меня и убирает руку.
– Это… это от того мужика пошли слухи? – Я заикаюсь и теперь я точно спелый помидор и начинаю быстро говорить, чтобы как-то отвлечься. – Тот мужчина, он разве хотел чего-то подобного? Он, конечно, схватил меня, но потом ему стало плохо.
– Это просто совпадение! – Обрывает он. Я перевожу взгляд на парня, ведь ему тоже стало не по себе. – Эти слухи – вздор. Я ведь могу беспрепятственно делать с тобой что захочу.
– Видимо так. Я имею в виду эти нелепые выдумки. – Быстро исправляюсь я, а то подумает, что я одобряю его «беспрепятственные действия».
Он слегка улыбается и, похоже, в этот раз без всякой насмешки. Я смотрю на него, опять не могу отвести взгляд и, думаю, даже не пытаюсь. Сиренево-лиловая гамма переливается, и, похоже, её сущность не одноцветна, как мне показалось вначале, а она так разнообразна и непредсказуема.
До этого я не замечала или не придавала значения запаху металла с привкусом крови, но сейчас я чувствую, как мне начинает пощипывать нос. Спустя мгновение я ощущаю холодность и наступающее отстранение, а его совершенное лицо превращается в мраморную маску безразличия. Он встаёт и направляется к двери. Я вдруг хочу его окликнуть, но подавляю эту странную попытку.
Он останавливается у двери, его осанка ровная и внушающая, как и вся атлетично сложенная фигура. Я не вижу его лица, прошло лишь секунд пять, а я уже не могу без прекрасных очертаний. Но он не оборачивается, и если бы я не сидела позади, можно было бы решить, что он обращается вовсе не ко мне.
– Ты скоро забудешь всё, что произошло. Ваша память так устроена – забывать всё плохое.
Что? Нет! Я не хочу забывать. Теперь не хочу.
Он дёргает ручку. Выходит. Дверь захлопывается. После него в комнате остаётся только усмешка от последней брошенной фразы, и холод, отчётливо контрастирующий с тем теплом, что недавно охватывало всё моё существо.
