Любопытные звёзды, сонно зевая, прикрыли лучами-ресницами тусклые засыпающие глаза. Месяц, отвернувшись от надоевшего за ночь звёздного гарема, прихорашиваясь, ожидал свою утреннюю возлюбленную – прекрасную Венеру, готовую появиться во всей своей красе на троне утреннего небосклона. На горизонте в предрассветной дымке появились нечёткие контуры двух фрегатов. Земля, нежась в полудрёме начинающегося дня, старательно оттягивала пробуждение, а просыпающийся город, подгоняя уползающую ночь, будил море звуками трудового дня.
Фрида очнулась первой.
– Тобас, вставай быстро, корабли, рассвет, община, бежим.
Из всего сумбурного потока слов до ушей спящего Тобаса долетело только последнее: «бежим». И всё, как в киноленте, понеслось в обратном порядке.
– Башмаки, юбка, корсет, – командовала Фрида.
Тобас лихорадочно выуживал со дна лодки требуемые вещи, одновременно натягивая на себя штаны и рубаху. Короткий приказ: «Бежим», и большой мужчина инстинктивно подчинился маленькой женщине, вернее, её природной вековой мудрости по спасению рода человеческого. Они, сцепив руки, бежали по обратному маршруту: Порт, Ратуша, Собор, Богадельня, церковь Святого Духа. Настежь распахнутое окно больницы. Сильные мужские руки, с нежностью опустившие её на подоконник. Торопливый поцелуй. Закрытое окно. Постель. Всё. Выдох.
Габриэль Кристиан Лемке по устоявшейся многолетней привычке любил встречать зарождающийся день на берегу утренней Балтики. Под монотонный шелест волн мысли лучше выстраивались в смысловые цепочки, быстрее находя выход в запущенных и порой казусных делах юриспруденции. Но в последние дни он приходил в порт совершенно по другой причине. Лемке ждал документы из Санкт-Петербурга о своём назначении на должность комиссара города Любека. Предыдущий комиссар Любека купец Кристофер Генрих Шмидт, страдавший туберкулёзом в тяжёлой форме, умер 30 мая, и на его должность, по слёзной просьбе бургомистра, временно согласился заступить юрист города Габриэль Лемке, предварительно озвучив бургомистру условия, при которых он согласится на данный пост. В связи с коротким навигационным периодом и скопившейся в городе огромной массой переселенцев Лемке в довольно категоричной форме потребовал от Канцелярии Опекунства иностранных Санкт-Петербурга качественно поднять свой оклад содержания в связи с увеличением объёма работы и открыть дополнительный штат вакансий из четырёх бухгалтеров и нескольких писарей. Канцелярии Опекунства иностранных пришлось согласиться на его условия, ибо любая задержка с отправкой колонистов в Россию несла за собой серьёзные проблемы; только на питание колонистов, находившихся в Любеке в июне, канцелярия тратила ежедневно более десяти тысяч марок. Власти города требовали скорейшей отправки в Россию колонистов, превративших уютный город в мусорную свалку. Среди почтенных крестьян и ремесленников попадались и лихие людишки, которые, получив ссуду, тут же бесследно исчезали. Оборванные, дурно пахнувшие, сбежавшие от долгов, они, как правило, пьянствовали и воровали. Насилие, раздоры, драки, непринятие городских правил вызывали недовольство горожан. Однако доходы, приносимые колонистами, окупали временные неудобства города. По прогнозам вызывателей, в ближайшее время городу следовало ожидать наплыва переселенцев в количестве двадцати четырёх тысяч человек, и власти, дабы предотвратить недовольство своих горожан, спешно построили несколько бараков за городской стеной, каждый из которых вмещал 450 человек. Любимые Габриэлем Лемке Голштинские ворота, символ города Любека, были обезображены уродливыми строениями.
