Через три недели утомительного пути в густом тумане, спрятанный за высокими крепостными стенами, появился Любек. Воинственный символ Любека, знаменитые Голштинские (Хольстенские) ворота, с обеих сторон соединялись двумя симметричными остроконечными башнями, возведёнными как часть городских укреплений. На арке, украшающей ворота, была выбита надпись на латинском языке: «Согласие в доме – мир вокруг».
Обоз остановился на центральной площади. Город празднично галдел на всех языках. Предприимчивые горожане, смешав словечки и обороты моряков и торговцев, приплывающих в Любек, вплели их разноцветными бусами в тяжеловесный венок немецкого языка и создали свой городской язык, который понимали все. Среди ярко одетой и шумной толпы отдельными островками выделялись подвыпившие матросы. Они двигались обособленными группами, отпуская грубоватые комплименты молодым хорошеньким горожанкам. Последние, нисколько не смущаясь и блестя лукавыми глазами, отвечали им весёлым смехом и были совсем не против пропустить с новыми дружками пару пинт баварского пива.
Эдит, успокаивая раскапризничавшуюся Жюстин, забилась в глубь повозки. По её мнению, женщины вели себя на площади просто вызывающе. Попавшие в такую неординарную ситуацию колонисты растерянно озирались по сторонам.
И вот тут неожиданно для всех раскрылся с совершенно другой стороны пастор Олаф. Он словно очутился в родной стихии. Где-то очень глубоко запрятанная под чёрной сутаной авантюрная жилка в нужный момент хлынула из него упругой фонтанной струёй.
– Чада мои, прошу Вас не расходиться и ждать меня здесь, – обратился пастор к растерянным прихожанам и лихо нырнул рыбкой в пёструю толпу со ступенек повозки.
Мощный людской поток подхватил его, и, алчно проглотив дармовую добычу, двинулся дальше. Толпа, приняв новую жертву и аппетитно чмокнув, сомкнула свои ряды. Буквально через секунду Олаф чёрным поплавком вынырнул на поверхность людского моря и, под одобрительный смех горожан раздавая остроты на тарабарском языке, двинулся в сторону ратуши. Его сутана мелькала, пропадала и вновь появлялась в самых разных уголках площади. Колонисты внимательно следили за его передвижениями, пока не потеряли из виду.
Над площадью в церкви Святой Девы Марии одновременно зазвучали два колокола, призывая горожан к ежедневной молитве о мире. Словно извиняясь за опоздание, кружевным ответом с весёлым перезвоном к ним присоединились колокола Романского кафедрального собора, монастыря Святой Анны, и церкви Святого Якоба. Начиналась обеденная служба. Люди стали расходиться по своим делам, и редеющая толпа откатившейся волной выплюнула Олафа к месту дислокации обоза.
– Чада мои, – отдышавшись от спринтерской гонки, начал докладывать пастор, – до прихода кораблей нас определили на постой в больницу при церкви Святого Духа с великолепными росписями 14-го века. – Пастор поднял глаза к небесам, приготовившись к проповеди. Но уставшие переселенцы вежливо попросили его заткнуться с информацией о росписях храма. – В таком случае попрошу всех ознакомиться с распорядком пребывания в городе, – моментально перейдя на деловой язык, продолжил пастор. – Первое. Обязательное посещение утренней службы. Второе. Ежедневное получение суточного пособия в канцелярии городской Ратуши. Третье. В приюте на соседней улице будут выдаваться бесплатные благотворительные обеды.
