Перила - страница 37

И начинаю демонстративно распаковываться. Остальные нехотя поднимаются.

– Настройтесь, чтобы на сцене время не тратить. Мне-то не надо…

Я высовываюсь из гримерки, смотрю вниз, на сцену, и наблюдаю, как «ретро-мужеложцы» доигрывают последнюю песню. Их публика (человек двадцать или около того) мило хлопает, вокалист прямо со сцены жмет им руки и, вернувшись к микрофону, благодарит за замечательную поддержку. Семейная идиллия.

– Все, Элвис уже уехал! – сигнализирую я.

Лица у всех резко становятся серьезными, даже с Троцкого слетает пьяный расслабончик. Мы вчетвером становимся в круг, кладем руки друг другу на плечи. Это у нас такой ритуал, который родился перед третьим концертом.

– По коням! – говорит Стэн.

– С Богом! – говорит Троцкий, подхватывает кейс с малым барабаном в одну руку, чехол с тарелками – в другую.

– С Богом! – обрадованно подхватываю я.

Красава Троцкий – с таким напутствием как-то правильнее выходить на сцену.

– Всех порвем! – подбадривает Роммель, замыкающий шествие. Светик и Ян спускаются вслед за нами. На лестнице мы сталкиваемся с «ретроградами» и можем, наконец, нормально их рассмотреть. На вид нормальные пацаны – чего мы их вдруг к педикам приписали?

Внизу замечаю мужика, который цитировал Евангелие. Нет, вряд ли они играют шугейзинг – внешне «евангелист» больше смахивает на участника группы «Любэ».

Слава Богу, настраиваться по-быстрому за четыре концерта мы уже научились! Роммель становится по центру, я со своим «Коргом» – справа от него (если смотреть из зала, то слева), Стэн – слева (из толпы, соответственно, справа). Троцкий уже вовсю возится со своей барабанной кухней.

Краем одного глаза замечаю «наших людей», лениво мигрирующих к сцене, краем другого – личность, сильно напоминающую типичного сисадмина. Соображаю, что это местный звукооператор, и он помогает мне разобраться с проводами.

– Крыс, дай мне «ми»! – кричит Роммель.

Я вылупляюсь на него, как на футболиста, который на последней минуте матча засаживает в свои ворота.

– Ты чего, в гримерке настроиться не мог?

– Да не занудствуй, отец! Сейчас быстренько, пять сек…

Я со злостью втапливаю кнопку Standby, мой агрегат включается.

– Ну ты мне нотку-то дашь?

Машинально беру «ми» первой октавы. Интересно, этот человек так и помрет идиотом? Это же надо – знать, что на сцене лишней секунды не бывает, и оттяпать у нас драгоценных минут пять, если не больше…

– Ты чего, заснул? – орет мне этот суслик.

Если бы мы были гангста-рэперами – грохнул бы его прямо на глазах у публики. Наверняка после этого мы стали бы легендами жанра…

И в этот момент я соображаю, что клавишу я нажимаю, а звука-то нет! Хотя синтезатор подключен. Стэн и Троцкий уже смотрят на нашу пантомиму с нетерпением. Я подскакиваю, начинаю искать звукаря, но тот как сквозь сцену провалился.

Следующие минуты у меня сливаются в какую-то сплошную беготню. Выясняется, что все в полном порядке, вот только звук появляться по-прежнему не хочет. Зрители, собравшиеся у сцены, начинают комментировать, оттачивая искрометный юмор.

– Начинайте уже! Путин передает, чтобы вы его не ждали, он в пробке!

– «Хальмер-Ю!» Может, мы пойдем перекурим пока?

– Это че, перформанс – бегать по сцене вместо концерта?

Концептуальное искусство, на?

– Я тебе после концерта покажу перформанс, – огрызаюсь я, путаясь в настройках.

– Ты че, сильно дерзкий? – слышу в ответ.

Поднимаю голову и вижу, что перед нами помимо знакомой публики обосновались три-четыре незнакомых быдлана. Один уже запустил руку на сцену, изъял у Роммеля распечатку со списком песен и с глубокомысленным видом их изучает. А я-то думал, что со своими переругиваюсь… Кто их в такой цивильный клуб пустил вообще, интересно?