– Ты чего? – возмутился Витя.
– Вспомнил, как тебя от лопоухости лечили.
Витя показал кулак:
– Помолчи, а то получишь!
Лёша уткнулся в колени и беззвучно засмеялся.
Лет пять назад, когда Витина бабушка ещё не страдала от боли в ногах, она часто приезжала проведать внука. В один из таких визитов она и рассказала забежавшему на минутку Лёше о том, как её дочь переживала из-за торчащих ушей сына и даже однажды примотала их к голове клейкой лентой, объяснив свой поступок тем, что уши ещё растут и в конце-концов под действием ленты примут нормальную форму. И только вмешательство отца пресекло странное лечение.
– Смейся, смейся! – возмутился Витя. Ему не нравилось, когда маму выставляли глупой. – У неё тогда стресс был.
– Конечно, конечно, – закивал Лёша, с трудом сдерживаясь.
Концерт тем временем закончился, и школьники шумной ватагой ринулись на волю. Ню отыскала в толпе Лёшу и отважно двинулась ему навстречу. Наконец-то не придётся топать домой в одиночестве. Замахала рукой, привлекая внимание и тут же дёрнулась в сторону, спряталась за колонну – рядом с Лёшей, сжимая в руках уродский рюкзак, шагал лопоухий. Ню пошла следом. Она точно знала, что выйдя из школьных ворот, мальчишки свернут направо, дойдут до поворота и там расстанутся. Лопоухий зайдёт в пятиэтажку, а Лёша отправится дальше. Там-то она его и нагонит. К огромному её разочарованию они свернули налево и бодрым шагом направились к находящемуся неподалёку автовокзалу.
Нужно что-то делать. Куда-то идти. С кем-то говорить. Остановка подобна смерти. Стоит остановиться, и что-то произойдёт. Плохое, непоправимое. Ни в Бога, ни в дьявола Ню не верила, но точно знала, что существует нечто более огромное и могущественное, чем целая вселенная. Эта сила не знает жалости, ей неведома справедливость. Её мотивы трудно понять. Известно лишь одно – она не выносит счастья. Попробуй успокоиться, улыбнуться и поверить, что всё хорошо, как вездесущая сила нанесёт сокрушительный удар. Кому-кому, а Ню это хорошо известно.
В третьем классе её пригласили на день рождения. Одноклассница, которая раньше и не смотрела в её сторону, протянула розовый конверт, украшенный миниатюрными розочками. И пусть на празднике оказался почти весь класс, Ню была счастлива. Впервые она играла наравне со всеми, её никто не обзывал и не смеялся над её костлявыми коленками.
Дома мать накинулась прямо с порога.
– Нагулялась! Хорошо тебе!
Словно завидовала свалившемуся на дочь счастью.
– Отец твой тоже веселится! Такой концерт закатил, сиди и радуйся! – мать повернулась. Под левым глазом расцветал синяк. – Хоть бы сдох, пьянь проклятая!
Ню тихонько пробралась в комнату, села на кровать и заплакала. Тогда она ещё жалела мать.
– Иди полюбуйся! Вон на кухне валяется! – показалась в дверном проёме мать, растрёпанная, красная от криков. Схватила зарёванную дочь за руку и потащила в кухню. – Гляди, какой папка у тебя красивый! Хороший папка, да? Лучше мамки?
Вспомнила, значит, как в ответ на вопрос одной особенно дотошной тётки, кого Ню любит больше, папу или маму, растерявшаяся девочка прошептала: «Папу».
– Какая нехорошая девочка, – засмеялась тогда тётка. – Любить надо обоих, одинаково.
Сунула в руки шоколадку и ушла. А мать запомнила, носила в себе, чтобы однажды упрекнуть, ткнуть носом в нерадивого папашу.
– Нравится? Нравится? – кричала она, а Ню замерла от страха. Ей показалось, что отец в самом деле не дышит. С тех пор в ней прочно укоренилась привычка несколько раз вставать по ночам, пробираться на цыпочках к спящему отцу и, затаив дыхание, прислушиваться: дышит? Или нет? Знать необходимо заранее, чтобы подготовиться, иначе слишком страшно.
