Песнь Гилберта - страница 23

 Си́рин не спал уже два дня. По пути давно не попадались деревни с домашним скотом, и ему не удалось найти тёплое пристанище, чтобы урвать хотя бы пару часов беспокойного сна. Поэтому, увидев в темноте очертания сельской местности, Гилберт почувствовал облегчение. Открыв хлев, он бесшумно проскользнул в самый дальний угол и утонул в мягкой шерсти овец. Сон тяжёлой мраморной плитой мгновенно навалился на него, и он проспал до самого утра.

 Что-то упало на Гилберта сверху. А затем на него обрушился целый град ударов. От боли и неожиданности спёрло дыхание. Он пытался отчаянно брыкаться, но лишь сильнее запутался в какой-то прочной паутине. Мелькали тяжёлые кулаки здоровенных мужиков, нанося удар за ударом. Гилберт почувствовал во рту привкус крови. На руках, крыльях и ногах туго затянулись верёвки. Его подняли, как тряпичную куклу, и понесли прочь. Сзади жалобно и испуганно блеяли овцы.

 Спустя несколько минут люди небрежно бросили си́рина на пол в доме. Гилберт жалобно застонал.

– Пожалуйста, – взмолился он, – отпустите меня. Я улечу и больше никогда вас не беспокою… Пожалуйста…

– Молчать, дьявольская тварь! – рявкнул в ответ ближайший мужчина. – Эй, Генри, подай-ка сюда верёвку!

 Си́рину вновь завязали клюв. Мужчины удалились в соседнюю комнату, оставив часового. Тот мрачно курил, пуская клубы дыма в жалобные глаза Гилберта. Спустя некоторое время люди вернулись почтительно, пропуская высокого человека в длинной рясе до пола. Одежда его была украшена изысканной изумрудно-золотой вышивкой, а на руках сверкали драгоценные перстни. Маленькие тёмные глаза походили на два бездонных омута, скрывающих в своей глубине безмерный восторг. Плотоядно улыбнувшись, мужчина произнес:

– Братья мои, великий дьявол послал нам своё дитя, дабы мы впитали его мощь. С ней мы сможем свергнуть Мага и заполучить невиданную силу. Я уже давно работаю над заклинанием для обретения полёта, и именно крыльев мне не хватало. Это знак. Сегодня же вечером мы совершим ритуал, и больше не постигнет нас горе. Мы сами будем вершителями судеб.

 Мужчины в благоговении опустились перед ним на колени.

– Итак, избавьте его от этих крамольных тряпок и приготовьте к вечернему торжеству, – властно продолжил человек в рясе, – да благословен будет сегодняшний день!

 Началась суета. Мужчины ножами срезали с си́рина одежду, оставив его абсолютно голым. Благо помещение отапливалось, и было не холодно. Гилберт отчаянно сопротивлялся и пытался что-то сказать, но лишь мычание пробивалось сквозь завязанный клюв.

– А ну лежи смирно, – не выдержал один из мучителей и ударил пленника в живот.

 Си́рин сжался в комок. Другой мужчина принёс воды и начал грубо обтирать его мыльной тряпкой. Завершив эту процедуру, они отнесли его в маленькую каморку и там заперли на замок.

 Время шло. Связанный Гилберт мешком лежал на полу, превращаясь в один большой комок боли. Ушибы наливались синяками, и казалось, что ни одного живого места не осталось на его теле. Солнце медленно чертило узоры теней через маленькое узкое окошко и, наигравшись своими лучами, удалилось прочь, погружая комнату во тьму. Вскоре за дверью послышался оживлённый шум. Возвращались люди и производили какие-то приготовления под приглушённое ритмичное пение. В какой-то момент ключ в замочной скважине повернулся, и дверь отворилась. На пороге стояло трое крепких широкоплечих мужчин. Их суровые и решительные лица нависали над беззащитным сирином. В них не отражалось ни тени сомнения. В свете масляной лампы блеснуло острое лезвие ножа. Гилберт вздрогнул, сердце его бешено заколотилось. Он собрался в комок, пытаясь вжаться в стену, просочиться сквозь неё, спастись от леденящего ужаса, который внушали ему эти люди. Здоровяк с ножом схватил си́рина за перья на макушке и одним сильным рывком бросил на пол, усевшись на него сверху. Двое других крепко держали и без того связанные ноги, а третий высоко держал лампу, освещая зловещую картину. Острая боль вгрызлась в крыло Гилберта. Всё тело изогнулось в болезненных судорогах. На спину хлынула кровь. Всё глубже лезвие ножа терзало мышцы, пока не вонзилось в кость. Она крепко стояла барьером, соединяя крыло со своим владельцем, и никак не поддавалась.