Читать онлайн Кесвил Ли - Песнь Гилберта

Говорят, такое случается довольно редко.

Мужчина был ослеплён желанием, сильными руками он разрезал волны. Лавировать при таком течении среди острых скал непросто, но человек плыл вперёд стремительно к вожделенной цели на манящий голос.

Немногие мужчины могли доплыть до острова сирен и остаться в живых.

Дыхание начало сбиваться, но всё же он уже чувствовал твёрдые камни под ногами. Пара уверенных шагов. Он вышел из моря на сушу и увидел её. Быстрым рывком он повалил сладкоголосое создание. Никогда никакую другую женщину он не желал так страстно, как эту.

Немногие имели достаточно силы, чтобы овладеть сиреной.

Его крепкую спину начали рвать когтями, отрывая куски плоти, но сладкая песнь всё звучала и звучала в голове, доводя до экстаза. Боль и наслаждение смешались воедино – последнее, что он успел почувствовать, прежде чем сирены окончательно растерзали мужчину.

И крайне редко после соития сирены и человека появляется жизнеспособное потомство.

Через шесть месяцев родился Гилберт.

Гилберт проснулся ещё до рассвета и места себе не находил. Сегодня настал долгожданный день! Наконец-то он полетит на остров сирен, к этим прекрасным сладкоголосым созданиям женского пола, с другими взрослыми. Он вырос, его Песнь непрерывна и сильна, а крылья крепки и выносливы. Он прошёл испытания и теперь готов открыть для себя неизведанные грани удовольствия. Волнение будоражило молодого си́рина, и он нервно ходил вдоль берега, чтобы хоть немного сбросить напряжение. Воспоминания калейдоскопом мелькали перед его глазами: заботливые лица собратьев, которые воспитывали его, неуклюжие игры с другими птенцами, первый полёт, ветер в лицо, крики восторга и, наконец, Песнь, которой его обучали едва он научился говорить. «Песнь должна звучать непрерывно и слажено. Чем больше нас, тем она громче и сильнее. Нельзя ни на минуту, чтобы она стихала. От этого зависят наши жизни», – без конца повторяли взрослые. Гилберт и другие птенцы принимали это за данность. К тому же соревноваться, у кого получается лучше, весело. На острове, где они жили, маленьким си́ринам и заняться-то больше нечем: кушать фрукты, плескаться в море, играть, спать – вот и все занятия. Конечно, можно исследовать остров, но каким бы большим он ни был, всё же оставался ограниченным пространством, и за те годы, что Гилберт рос там, он успел изучить каждый камень и пальму. Иногда море выбрасывало на берег странные предметы. Взрослые сказали, что это вещи людей, оставшиеся после кораблекрушений. Удивительные штуковины! Большую часть времени молодой си́рин посвящал попыткам понять, что это, откуда и для чего. К тому же он обладал невероятным преимуществом. Или дефектом? Он и сам не знал наверняка. Но факт есть факт: Гилберт не похож на своих сородичей. У него были руки, которыми можно много чего интересного и полезного делать. Он мог кушать фрукты, держа их в ладонях, а не на коленях, как другие; в полёте спикировать в море и доплыть до берега, тогда как крылья его собратьев намокали и грести им в воде становилось чрезвычайно тяжело. И, конечно же, Гилберту гораздо легче удавалось изучать все эти маленькие предметы, прибившиеся к берегу, с множеством изгибов, выемок, закрывающихся отверстий. По большей части си́рин не находил им какое-либо применение. Но вскоре, к сожалению, он узнает назначение каждого из них.

 И всё же, несмотря на множество преимуществ обладания руками, он нет-нет да и чувствовал некую тень отчуждения от сородичей. Как будто он был уродцем в их семье. Любимым и принимаемым, но всё же изъяном среди остальных си́ринов, мужчин с их красивыми человеческими лицами, густыми волосами, мощными крыльями, растущими из плеч вместо рук, телами, полностью покрытыми чёрными перьями от ключицы до колена, и птичьими лапами с острыми когтями вместо ног. Гилберт выглядел совсем иначе. Вместо человеческой головы у него был пластичный голый череп ворона со светящимися голубыми огнями в пустых глазницах. Вместо волос торчали густые чёрные перья. Они спускались ниже затылка, полностью покрывая всю его шею спереди и сзади. Ниже было обычное тело мужчины из плоти и крови. Его голая кожа от ярёмной ямочки до кончиков пальцев на человеческих ногах заставляла Гилберта чувствовать себя недоразвитым птенцом. Только на предплечьях виднелись одинокие чёрные пёрышки. В детстве он верил, что они разрастутся, покроют всё тело полностью, как у других взрослых си́ринов. Но с годами надежда покинула его. Перья выросли только на кистях рук, от пястных костяшек пальцев до запястья. Они располагались на внутренней и внешней стороне ладони, словно перчатки без пальцев. утешение для птенца, покрытого одной лишь голой кожей, тогда как все его сверстники уже щеголяли угольно-чёрным оперением, отливавшим синевой на солнце. Благо, несмотря на странный вид Гилберта, никто на острове не дразнил и не обижал его. Хотя тело, ноги, ступни без перьев и беспокоили молодого сирина, всё же у него была другая отличительная часть внешности, которая не просто тревожила, а вызывала страх одним только своим видом. Три фаланги всех его пальцев рук представляли собой голые кости, непонятно как крепящиеся между собой. Не очень чувствительные, едва тёплые, они всё же прекрасно служили своему хозяину. «Главное, что я могу делать всё ими, что угодно», – успокаивал себя Гилберт и старался не зацикливаться на жутком виде своих пальцев. Иногда молодой си́рин и сам не понимал, как он, такой непохожий на своих братьев, вопреки природе и здравому смыслу, оказался в своём родном племени. Хорошо, что при всём этом ему невероятно повезло родиться с крыльями за спиной. Достаточно большими и сильными, чтобы он мог летать наравне со всеми. Гилберт благодарил небо за дарованное ему счастье. Кем он был, если бы не смог разрезать воздушные потоки с другими си́ринами, испытывая восторг полёта? Так что всё не так уж и плохо. Хотя самое главное – это Песнь. Один из старших си́ринов как-то рассказал, что когда его обнаружили, то очень перепугались и засомневались, брать ли его вместе с остальными, и, поколебавшись, решили всё же взять. На острове сирен некогда было долго совещаться: пара пожиманий плечами и кивков. Песнь должна звучать постоянно, прерывание на разговоры может стоить жизни. Поэтому обсуждать странного птенца стали уже на острове, в безопасности. Среди удивлённых возгласов и перешёптываний раздались голоса:      – Он вообще си́рин? Слишком уж не похож!

– Подрастёт, и узнаем. Если он сможет летать и изучит Песнь, то, несомненно, си́рин, как бы он ни выглядел.

 На том и решили. Благо Гилберт оправдал их ожидания. И теперь осталось всего несколько часов до момента, как он сможет внести свою лепту в жизнь племени. Гилберт будет одним из голосов, что Песнью укрощает сирен. Честно говоря, большую часть жизни он не задумывался, ни зачем все его сородичи так упорно практикуются в длительности и непрерывности Песни, ни почему на острове только си́рины, мужчины и мальчики его вида. Но когда он стал старше, взрослые объяснили ему, что сирены, особи женского пола, живут отдельно на каменистом острове в море. Своими песнями они заманивают корабли на скалы, а позже едят плоть неудачливых моряков. Как же это так не похоже на мирное племя си́ринов, которые питались фруктами и целыми днями лениво нежились на солнышке, присматривая за птенцами. Сложно поверить, что это один и тот же вид.

– Зачем нам лететь к этим безумным сиренам? Они и нас разорвут в клочья? – удивлённо спросил Гилберт.

 Взрослый си́рин усмехнулся:

– Непременно. Для этого нам и нужна Песнь! Она усмиряет этих бестий! И пока звучит спасительный мотив, мы все находимся в хрупкой безопасности. А пока сирены беспомощно лежат на камнях, мы можем отведать их сладкой плоти и забрать вылупившихся птенцов.

– Мы тоже их едим?! – в ужасе воскликнул Гилберт.

– Нет, что ты, – засмеялся в ответ си́рин, – у нас на острове всё есть, но иногда страсть как хочется сладкого соития с сиренами. И тогда собираешь таких же, отосковавших, как и ты, и летишь к этим разъярённым фуриям, рискуя жизнью. Зато какое это блаженство, – тут взрослый замолчал и мечтательно закрыл глаза.

 Гилберт не стал спрашивать в тот раз, что такое соитие с сиренами. Впрочем, как и многие птенцы его возраста, так или иначе, он узнал много историй, правдивых и не очень, об этом таинственном удовольствии. Всё это будоражило кровь. Неведомое до сего дня наслаждение и смертельная опасность. Возможно, даже новый птенец, которого он принесёт своими руками.

 «Фух, я справлюсь. Я так долго и усердно тренировался и теперь готов. Этот долгожданный день настал», – подумал Гилберт. Первые лучи солнца защекотали макушки пальм, и си́рины начали потихоньку просыпаться, готовясь к полёту на остров сирен.

Морской бриз дул в лицо, взъерошивая перья на макушке. Они уже совсем близко к острову сирен. Гилберт это чувствовал. Он не мог объяснить откуда, но у него был врождённый компас-путеводитель, который точно направлял его на местности. И сейчас чутьё указывало, что до прибытия к назначенной цели оставались считанные минуты. Волнение и предвкушение расходились лёгкой дрожью по телу. Решительный момент близок.

Вскоре показался остров сирен. Ни фруктовых деревьев, ни мягкого песка. Одни лишь чёрные голые скалы. «Жуткое место», – подумал Гилберт. Неожиданно поодаль он заметил корабль, приближавшийся к острову. Гилберт подлетел к старшему си́рину и обратился к нему, указывая на судно вдали:

– Ангус, там люди! Может быть, лучше всё отменить и прилететь в другой раз?

– Не волнуйся, Берти. Они часто проплывают здесь. Если мы обезвредим сирен Песнью, у людей не будет причин к нам приближаться. Некому их приманить на скалы. Я уж столько лет сюда летаю. Они всегда проплывают мимо, – и громко добавил остальным: – Поднимай Песнь, мы уже совсем близко.

В подтверждение своих слов Ангус запел первым, все дружно вторили ему и единой звуковой волной обрушились на остров.

Гилберт стоял растерянно перед обмякшим телом. Всё пространство пронизывала Песнь. Рядом другие си́рины уже начали соитие, а Гилберт всё никак не мог решиться. Перед ним неподвижно лежала сирена. Её упругие округлые груди, покрытые перьями, тяжело вздымались, притягивая взгляд. Длинные чёрные, как смоль, волосы разметались по камням. Но всё впечатление портили глаза. Они остекленело уставились в небо, создавая ощущение мёртвого тела. У Гилберта это вызывало дрожь, хотя, по-видимому, никого из его сородичей вид неподвижных сирен не смущал. Многие уже закончили соитие и осматривали остров в поисках вылупившихся птенцов. Время поджимало. Песнь не может длиться вечно. Гилберт наклонился поближе к сирене, и тут же раздался резкий громкий звук. А потом ещё и ещё. Послышались отчаянные крики.

Песнь прервалась.

В это же мгновение темноволосая сирена вскочила, опрокинув Гилберта навзничь. Издав пронзительный звук, она взмахнула крыльями и тут же рухнула на камни, забрызгав его кровью. В воздухе появился дым, а затем странный неприятный резкий запах. Ещё больше громких хлопков, крики сирен и си́ринов, какие-то незнакомые голоса. Гилберт хотел встать, осмотреться, что происходит, но тут что-то больно ужалило его в плечо… Тело быстро начало наливаться тяжестью. В глазах потемнело. Через несколько мгновений Гилберт погрузился во мрак. Сквозь тьму си́рину почудились слова незнакомца: «Этот странный какой-то. Берём?»