Песнь Итаки - страница 8

Кенамон кивает, больше ничего не говоря.

Ему кажется, что Пенелопа красивее всего именно тогда, когда говорит о политике, когда, чуть прищурившись, замысливает очередную многоступенчатую схему. Иногда, стоит ей заговорить о сделках и торгах, о заговорах и тщеславных царевичах, ему невероятно хочется выпалить: «Бежим со мной. Бежим в Египет. Я не могу предложить многого, но отдам все, что есть».

Он молчит, конечно. Они оба достаточно мудры, чтобы понимать, что это безумие, гибель.

Мудрость тиха, ее нечасто видят, хвалят, отмечают.

Возможно, не будь я еще и богиней войны, моей мудрости хватило бы на довольство собой.

И вот они замирают в молчании, когда оба должны бы уже разойтись по своим делам; но и это мгновение, каким бы приятным ни было, не может длиться вечно. Слишком многое происходит на острове, и даже в этот самый момент грядущие большие перемены приближаются, в качестве вестника избрав женщину с волосами цвета осенней листвы и мшисто-зелеными глазами, взбирающуюся по извилистой тропе, подобрав подол так, что видны колени и мех с водой за спиной. Имя ей Автоноя, итакийская служанка, и она принесла весть о событии, что погрузит эти земли в хаос:

– Корабль Телемаха в бухте.

И это начало конца.

Бегать недостойно царицы. По мнению поэтов, бежать царице разрешено, разве что кидаясь к своему давно потерянному супругу, который все еще в крови поверженных врагов и в поту выигранной битвы прильнет к ее вздымающейся груди, или в приступе горя – к окровавленному бездыханному телу означенного мужа, дабы огласить намерение пронзить вздымающуюся грудь его мечом, поскольку не мыслит жизни без него. В последнем сценарии роль каждой находящейся неподалеку служанки – выхватить этот самый меч из руки госпожи прежде, чем она успеет навредить себе, чтобы дать той возможность изящно скользнуть в глубокий обморок, очнувшись после которого она, хоть и расстроенная, будет менее склонна к суициду.

А еще царице следует бежать, когда вражеские воины ворвутся в ее город и соберутся обесчестить ее самым диким, варварским способом, – в идеале бежать она должна на вершину утеса, с которого сможет броситься вниз, а если подходящего утеса поблизости не окажется, тогда бежать не следует, а следует применить все женское достоинство и силу характера на то, чтобы убедить хотя бы самых достойных среди солдат не насиловать ее на месте, попросив вместо этого покровительства у их капитана, который, по крайней мере, в своей жестокости будет один…

Вот, если верить поэтам, единственные обстоятельства, при которых царице разрешено бежать, и большинство предпочитают мольбы или смерть.

Вот какие истории сочиняет мой отец Зевс и мои братья-боги, и вот какую власть они имеют. Я бы выжгла все это дотла, будь у меня достаточно сил.

Пенелопа знает, какие правила установлены для нее поэтами и повелением мужчин, и потому не бежит к пристани, у которой только что пришвартовался корабль ее сына Телемаха. Вместо этого она движется быстрым шагом, от которого перехватывает дыхание. Такой увидишь разве что на пожаре, когда главный в цепочке ведер знает разницу между спешкой и паникой. Ее преданнейшие служанки, Эос и Автоноя, держатся по бокам от нее на пути через город, в то время как третья женщина в группе, более пожилая и сильнее запыхавшаяся Урания, ковыляет позади со сдавленным:

– Никакого достоинства!